За первым залпом «катюш» последовал второй. Черный туман закрыл высоту. Вскинутые силой взрыва, показывались на мгновенье и вновь утопали в дыму обрывки проволочных заграждений, хворостяная оплетка траншей, комья земли и какие-то лохмотья. Черняков приник головой к холодной стенке окопа и зажмурил глаза. Уцелел ли кто? Нет, на это не осталось никаких надежд. На лице отразилась гримаса мучительно острой боли, и он стиснул пальцами виски.
...Поздно ночью в блиндаж Дыбачевского вошел майор — начальник оперативного отделения.
— Садись! — кивнул ему на стул генерал. — Пиши... — Он задумался, потер пальцами лоб и, размеренно шагая по блиндажу, стал диктовать: — «Ввиду чрезвычайно удобно сложившихся обстоятельств разведка боем проведена сегодня силами одного стрелкового взвода при поддержке полковой артиллерии и гвардейских минометов. В итоге захвачена важная высота. Полностью выявлена система огня противника. Захваченный пленный подтвердил... подтвердил...» А, черт! — Дыбачевский смачно выругался и, не найдя подходящего слова, махнул рукой. — Словом, части противника в прежнем составе. Допишешь тут сам. Да не забудь указать — высота прочно удерживается нами, и все меры для закрепления приняты. Подробности какие надо — у Чернякова. Кстати, там есть уцелевшие! Узнай — кто? Понял? Действуй!
Майор козырнул, подхватил свои бумаги и ушел, а Дыбачевский принялся медленно расстегивать китель. Он чувствовал, что здорово устал.
— Эй, там, ужинать! — крикнул он.
Как назло, пуговица закрутилась в петле и не хотела расстегиваться, он рванул ее, и она упала на пол. Дыбачевский с сердцем поддел ее носком и нервно заходил по блиндажу. Если вдуматься, как было не нервничать: в его дивизии творилось что-то невероятное... Чтобы понять состояние Дыбачевского, надо было знать его жизнь. В армию он пришел по очередному призыву, имея достаточный жизненный опыт. Годы нэпа научили его многому. Он узнал, что такое поиски заработка, случайный труд ради куска хлеба, очереди на биржах труда. Пришел срок действительной службы. Грамотный, разбитной, Дыбачевский сразу же выделился среди молодых красноармейцев, в массе своей взятых из деревни. Его зачислили в полковую школу. Это было уже повышение. Он видел, что, если стараться, могут оставить на сверхсрочную службу и даже послать учиться.
Действительно, он еще не дослужил срочной службы, а его направили в военную школу, и он понял, что его жизнь накрепко связана с армией. Он не ставил вначале перед собой ясно сформулированной цели. Служил, как и другие, не больше. Но вот он все чаще и чаще стал подумывать о том, чтобы занять более видное положение, выбиться в люди. Для этого следовало больше учиться, быстрее пройти начальные ступеньки, пока молод, пока сила, пока ясная память, задор... Он стал набирать темпы: с курсов на должность, с должности опять на новые курсы. У других были срывы, неудачи, а из-за чего? Из-за лености, из-за того, что ввязывались не в свои дела, колебались, попустительствовали слабостям подчиненных.