Неожиданно в полк приехал Дыбачевский. Черняков поспешил ему навстречу. Генерал пожелал обойти и осмотреть все расположение части. Вышагивая по утоптанным дорожкам, он задавал короткие вопросы о состоянии полка.
— Молодцы, устроились, — похвалил он Чернякова. — Пойдем посмотрим, как занимаются.
Над пожелтевшими сухими травами, покрывшими давно не паханное поле, взвивались ракеты — бледные и трепещущие в свете дня. На полигоне находился батальон Еремеева, Шло сближение с «противником». Стрелковые роты двигались короткими, быстрыми перебежками к рубежу «атаки».
— Ну, что скажешь, комбат? — важно спросил Дыбачевский. Еремеев вопросительно взглянул на Чернякова: говорить или нет? Но тот некстати отвернулся куда-то в сторону, и Еремеев, хотя и не любил выставлять себя перед начальством, решил попросить совета:
— Обычно наше исходное положение — траншея, которую мы занимаем задолго до начала боя. Она же является и рубежом атаки. Стоит ли сейчас учить бойцов перебежкам, накапливанию, когда на деле мы требуем от них безостановочного броска прямо от траншей до окопов противника?.. Мне кажется, что сейчас, когда на учебу у нас считанные дни, необходимо сделать упор именно на отработку этого броска, откинув все остальное...
Дыбачевский слушал, не перебивая, и легкая усмешка бродила у него по лицу. Трудно было сказать, нравится ему мысль Еремеева или нет.
Комбат умолк, а генерал все еще не спешил с ответом. Черняков ободряюще улыбнулся Еремееву: дескать, молодец, хвалю! Но вот брови генерала сурово сдвинулись, он повернулся к Чернякову:
— Я смотрю, в твоем полку кого ни возьми, каждый метит в Дельбрюки. Один поднимает людей в атаку, не считаясь с тем, что есть командир полка, другой — уставы поправлять взялся... Не слишком ли много воли? Позвольте же и мне высказать свое мнение. — Тут он наконец взглянул на Еремеева и повысил голос: — У нас есть устав. Боевой устав пехоты. По уставу есть исходное положение, есть рубеж атаки, и будьте любезны не мудрить!
Чернякову стало не по себе. Пользуясь тем, что генерал стал наблюдать за ходом занятий, он тронул за рукав комбата и шепнул:
— Зайди вечерком, потолкуем!
Тот молча кивнул головой в знак согласия. На лице у него были недоумение, растерянность: сам нарвался на выговор, да и командира полка под нотацию подвел.
Дыбачевский обернулся к ним и, протянув руку в сторону поля, спросил:
— Что они делают, ведут огонь?
— Так точно! — ответил Еремеев, вытягиваясь.
Генерал раздраженно хлопнул хлыстом по начищенному голенищу. Изящные никелированные шпоры отозвались тонким, как зудение комара, звоном.