…Мы повенчались с Дунишей в Париже, в кафедральном соборе Александра Невского. Собор, построенный еще при царях на пожертвования русских людей и императорской фамилии, был словно частицей еще той, дореволюционной России. Значительное число русских прихожан, проживающих в Париже, только усиливало это чувство, а внешний вид храма напомнил мне резной терем из детских сказок.
Надо сказать, что после войны и службы с наваррскими рекете я поменял свое отношение к религии, к Церкви. Наваррцы заставляли уважать свою веру поступками, и я счел, что католическую Церковь по праву можно назвать всеобъемлющей, «ведущей». Но, как оказалось, с выводами я поспешил.
Как описать то духовное состояние, что я ощутил во время службы? Как описать то, что через слова молитв на церковно-славянском со мной будто заговорили далекие предки, словно ожили герои Невской битвы и чудского побоища? Казалось, что с церковными штандартами, стоявшими в храме, еще русские богатыри шли в битву отстоять свою веру, свободу и землю…
Я молился Господу, Богородице, всем святым, которых знал, – и это был не призыв о спасении на смертном поле, это было общение! Да, ответных слов я на свои мольбы не услышал, но я чувствовал, что мои слова слышат, я ощущал присутствие тех, кому молился, тех, кто взирал на меня со Святых Образов… Впервые я осознал термин Благодать.
…Дунишу крестили, крестных удалось найти среди русских прихожан. Этих же славных людей чуть позже мы пригласили на венчание.
День венчания был особенным. Мама, крестная и Дуниша втайне выбирали платье, а ночь перед бракосочетанием я жил в другом отеле. Впервые в жизни я причастился, познав таинство единения с Господом, великое Церковное таинство… Правда, ему предшествовало нелегкое испытание – исповедь, на которой мне пришлось поведать все свои грехи. А там были не только убийства на войне: я был причиной гибели Рауля и бандитов Жерома. Пускай дроздовцы убеждали меня в правильности содеянного, в душе я считал себя виновным в гибели хоть и нехороших, но людей. Слава богу, батюшка не стал накладывать на меня строгой епитимьи и допустил и к венчанию, а по такому случаю и к причастию.
Комичной получилась ситуация с Дунишей: переводить через меня грехи на русский (и читать потом с листочка) она категорически отказалась, так что нам пришлось искать православного священника, владеющего испанским. (Во время крещения я переводил ей.)
…Но вот наконец само таинство венчания, состоящее из двух чинов: чина обручения и чина венчания. Все происходящее помню урывками; несмотря на то, что я очень старался вникнуть в смысл читаемой службы, получалось не очень. Зато было чувство трогательного волнения от обретаемой нами с женой благодати и духовного родства, восторг от создания уже полноценной, окончательной семьи. Торжественность момента, случающегося единственный раз в жизни.