Дедушка просит официанта принести еще чаю и разливает его в фарфоровые чашки. Его золотое кольцо болтается на худом пальце.
— Предлагаю тост, — объявляет он.
Радж бросает взгляд на сумку-холодильник:
— За медузу?
Но я качаю головой, потому что уже придумала идеальный тост.
— За возможное! — говорю я, встречаясь взглядом с дедушкой.
Он слегка улыбается.
Мы поднимаем наши чашки и хором повторяем:
— За возможное!
Когда я просыпаюсь, в моей комнате холодно, как в морозильнике.
Осень наконец наступила, но мама отказывается включать отопление, когда температура дома выше плюс восемнадцати. Говорит, мы в Калифорнии, не на Аляске, и нужно просто надеть свитер.
Несмотря на холод, по моему телу пробегает теплая волна радостного возбуждения.
T.melvinus в полной сохранности лежит в морозилке в гараже, а дедушка строит дальнейшие планы. Он хочет сдвинуть дело с мертвой точки. Снять помещение. Устроить настоящую лабораторию. Купить оборудование. Доработать препарат.
Тогда можно будет объявить о нем всему миру.
В ожидании этого следующего этапа я глаз не могу сомкнуть по ночам. Интересно, так ли себя чувствовал Солк, когда понял, что его вакцина работает? А вдруг мы действительно получим Нобелевскую премию?
Слова дедушки о дресс-коде не дают мне покоя. Я еще ни разу не была на таком торжественном мероприятии. Что же туда надеть? Длинное платье? Высокие каб луки?
Я вспоминаю, что Нобелевку получила Мария Кюри. Интересно, в чем она пришла на церемонию? Надо разузнать.
На большинстве фотографий она одета в старомодные черные платья, а волосы у нее вьющиеся, точно как у меня. Фотографий с церемонии награждения мне найти не удается, но зато я обнаруживаю кое-что, о чем раньше не знала. Кое-что, о чем дедушка умолчал.
Проводя свои опыты, Мария Кюри получила большую дозу радиации. В конце концов радиация отравила ее.
Ее убило ее собственное открытие.
На школьном дворе ветрено и зябко. Я стою с подносом в очереди в кассу. Сегодня день хрустящих хот-догов.
Радж с дедушкой сидят за нашим обычным столом через дорогу. Они над чем-то склонились, а дедушка строчит в своей записной книжке.
— Привет, Элли!
Я поворачиваюсь и замираю. Это Брианна.
Она стоит позади меня с бутылочкой сока в руках. Я готовлюсь к уколу обжигающей боли, обычно сопровождающему ее появление, но напрасно. До меня доносится лишь отголосок боли, как от коленки, ободранной, но уже не опухшей. Я знаю, что справлюсь.
— Привет! — отвечаю я. — Как волейбол?
Брианна мнется.
— Намного трудней, чем я думала, — наконец говорит она. — Там такая конкуренция! В следующем году опять попробую попасть в команду.