Единственным источником света было зарешеченное окошечко в двери. Большая часть камеры терялась во мгле. Милиционер опустился на четвереньки и пополз во тьму, шаря вокруг растопыренными пальцами и слушая, как шуршит солома, потревоженная разбегающимися крысами.
Но как ни был осторожен молодой человек, стену он нащупал лбом, а не руками.
— Жив? — сказал Дмитрий Андреич, когда из мрака долетело громкое костяное «ЦОК!».
— Жив, — кивнул старик, заслышав Мишину филиппику против стен, заборов, шлагбаумов и запрещающих знаков.
Милиционер потер шишку и, придерживаясь за стену, поднялся на ноги. Камни были сырыми, их покрывала паутина, увешанная соломинками и еще какой-то дрянью. Осторожно ступая, милиционер двинулся по периметру комнаты.
Поход не дал почти ничего. Несколько крысиных нор в стыках между огромными каменными плитами пола, да отверстие под потолком в правом углу. Было то окно или вентиляционная отдушина — Миша представления не имел, но оттуда отчетливо тянуло сквозняком. Чтобы не мучиться сомнениями, молодой человек постановил считать дыру окном и решил немедленно ее исследовать.
— Дмитрий Андреич, — обратился он к тому сегменту мрака, где предположительно должен был находиться чертопрыщенец, — я окно нашел.
— Да ну! — ответило чуть левее и ниже.
— Ну да. Подсадите, пожалуйста, я попробую дотянуться.
— Щас, разбежался. Я тебя подсажу, а ты драпанешь.
— Хорошо, я вас подсажу. Там все равно, скорее всего, решетка.
— Черт с тобой, — старик со скрипом поднялся и двинулся к Михаилу.
— Идите на голос, — милиционер затянул знаменитую песню про зайцев. Зашуршала солома — то бросились врассыпную крысы.
— Сильно поешь, — проворчал Дмитрий Андреич, добравшись до того места, где стоял Миша, и опустил жилистую руку ему на плечо. — Сильно, но противно. А ведь моя любимая песня была. Ладно, подсаживай.
Несмотря на худобу, старик оказался весьма увесистым. Его костистые пятки ерзали по Мишиным плечам как буксующие паровозные колеса.
— Ну, чего там? — пропыхтел милиционер.
— Не видать ничего, темно. Да стой ты смирно, чего елозишь! Дай за решетку ухватиться… Вижу чего-то… Вон, вроде, улица. Ага, улица. Дома и… Ай! — Миша пошатнулся, его повело вбок. Ноги чертопрыщенца повисли в воздухе.
— Мишка, ты куда? Падаю! — Дмитрий Андреич плюхнулся на солому.
— А еще молодой, — пробурчал он. — Малохольный, блин!
Миша не ответил. Он вдруг услышал странный звук — будто что-то скреблось там, за стеной.
— Эй, ошибка природы! — продолжал сердиться старик. — Я из-за тебя пятки отбил.
— Чшшш! — прошипел милиционер. — Слышишь? Скребутся. И стучит что-то. Ухо к стене приложи.