Неспособная больше вынести это, она выронила из рук портрет и навзничь рухнула на диван, сотрясаясь от конвульсивных рыданий. Она едва расслышала голос императора, который прошептал:
- Плачь! Тебе это необходимо... Оставайся здесь, я скоро приду!
Некоторое время она проливала слезы, даже не отдавая себе отчета почему. Она не могла определить, кем вызвано это отчаяние, принесшее ей такую боль: мужчиной, которого она упорно обожала, или ребенком, о котором ей так неожиданно напомнили...
В конце концов она почувствовала, что ее приподняли и чья-то заботливая рука провела по ее лицу смоченной в одеколоне салфеткой, из-за чего она чихнула.
Открыв глаза, она узнала Констана, который склонился над ней с таким беспокойством и сочувствием, что, несмотря на ее горе, она улыбнулась ему.
- Уже так давно вы не дарили мне ваши заботы, мой дорогой Констан.
- Действительно, госпожа княгиня. Я часто жалел об этом. Вы чувствуете себя лучше? Я приготовил еще немного кофе...
Она охотно приняла чашку горячего напитка, залпом выпила и сразу почувствовала облегчение. Оглянувшись и увидев, что, кроме верного слуги, в комнате никого нет, она спросила:
- А где император?
- В соседней комнате, где он устроил свой кабинет.
Говорят, что вспыхнули новые пожары вдоль реки, которую называют Яуза, совсем рядом с дворцом... Балахова, где неаполитанский король разместил штаб...
Она сейчас же вскочила и подбежала к окнам, но они не выходили на нужное направление. Виднелся только легкий дым в восточной стороне.
- Я говорила ему, что это начнется, - сказала она нервно. - Возможно, новые пожары заставят его решиться эвакуироваться...
- Это меня сильно удивило бы, - заметил Констан. - Эвакуироваться? Его величество не знает этого слова. Так же, как и слова "отступление". Он даже не знает, что это значит. Какова бы ни была опасность.
Погодите, сударыня, взгляните на этот сафьян, - добавил он, показывая молодой женщине большой зеленый портфель, который он достал из дорожного кофра, - вы видите этот тисненный золотом венок?
Она сделала знак, что да. Тогда, с нежностью проводя пальцем по вдавленному в кожу рисунку, Констан вздохнул.
- Этот венок воспроизводит тот, который в Нотр-Дам в день коронации он сам возложил себе на голову.
Обратите внимание на рисунок листьев. Они заострены, как стрелы наших древних лучников, и, как и они, всегда устремлены вперед, никогда не пятясь...
- Но они могут быть уничтожены! Что станет с ними среди огня, с вашими лаврами, мой бедный Констан?
- Ореол, госпожа княгиня, более сияющий, чем ореол мученика. Огненный венок в некотором роде...