Помню, как в 10 лет я стоял на крыльце и просил няню остаться со мной, пока не вернутся родители. Я плакал.
Страх питает воображение, воображение дает пищу страху, и так повторяется до бесконечности до тех пор, пока человеку не останется лишь сойти с ума.
Она была добра и согласилась дождаться родителей вместе со мной. Мне она очень нравилась. Она пахла ванилью и носила мешковатые футболки. Все звали ее Дженни. Лет через 10 она стала Дженни Савиль, звездой британского искусства, известной своими монументальными изображениями обнаженных женщин.
— Как думаешь, они скоро вернутся?
— Да, — терпеливо сказала Дженни. — Конечно, скоро. Они всего в семи километрах отсюда, это не так далеко.
Я знал это.
Но я также знал, что их могли ограбить и убить преступники или растерзать собаки. Конечно, этого не произошло. Очень мало жителей нашего городка были съедены собаками субботним вечером. Вскоре родители вернулись домой. Однако все мое детство меня постоянно преследовали такие мысли. Сам того не желая, я приучал себя к постоянному чувству тревоги. В мире безграничных возможностей вероятность боли, потерь и непрерывных лишений тоже безгранична. Страх питает воображение, воображение дает пищу страху, и так повторяется до бесконечности до тех пор, пока человеку не останется лишь сойти с ума.
Есть еще одна история, чуть менее ординарная. Мне было тринадцать. Мы с другом подошли к девочкам из параллельного класса на школьном дворе и сели напротив. Одна из девочек, та, которая нравилась мне больше всех, посмотрела на меня и скривила гримасу своим приятелям. Затем она произнесла слова, которые я даже сейчас, двадцать шесть лет спустя, помню очень отчетливо. Она сказала: «Фу. Я не хочу, чтобы вот это сидело рядом со мной. Какие мерзкие паучьи лапы на лице». После этого она пояснила им, что имела в виду: «Волосы из его родинок похожи на пауков».
Я некомфортно чувствовал себя среди людей и постепенно становился таким, каким они хотели меня видеть.
Примерно в пять вечера я зашел в ванную, взял бритву отца и сбрил волоски с родинок. Я посмотрел на свое лицо и возненавидел его. Затем остановил взгляд на двух самых заметных родинках.
Взяв зубную щетку, я прижал ее к левой щеке к самой большой родинке. Зажмурившись, я начал неистово ее тереть. И тер до тех пор, пока в раковину не закапала кровь, а мое лицо не начало пульсировать от боли. Мама пришла с работы и, увидев мое окровавленное лицо, воскликнула: «Мэтью, что с тобой случилось?» Я пробормотал ей правду, прижимая салфетку к кровоточащей ране.