В 2002 году у матери Андреа обнаружили рак яичников, и наша жизнь резко изменилась. Мы стали часто оставаться в доме родителей Андреа в графстве Дарем, пока Фрида проходила химиотерапию. Андреа, потратившей последние три года на приведение в чувство депрессивного бойфренда, пришлось теперь ухаживать за больной раком матерью.
Она много плакала. Я решил, что эстафетная палочка была теперь у меня. Настал мой черед быть сильным.
Когда Андреа только узнала о болезни матери, она села на край кровати и заплакала так, как я никогда раньше не видел, чтобы она плакала. Я обнял ее и почувствовал тот недостаток слов, который обычно возникает, когда происходит нечто ужасное. К счастью, Андреа и здесь мне помогла.
— Просто скажи, что все будет хорошо, — сказала она.
— Все будет хорошо.
Два месяца спустя я сидел в доме ее родителей, умоляя Андреа взять меня с собой в больницу.
— Мне нужно отвезти маму в больницу, — сказала она ранее.
— Хорошо, я поеду с вами.
— Нужно, чтобы кто-то остался дома и открыл дверь Дэвиду.
Дэвид — это брат Андреа, который должен был вернуться из Лондона.
— Я поеду с вами.
— Мэтт, ну, пожалуйста.
— Я не могу остаться один. Сепарационная тревога. У меня будет паническая атака.
— Мэтт, я прошу тебя. Моя мама больна. Я не хочу, чтобы она лишний раз волновалась. Не будь эгоистом.
— Черт. Дерьмо. Прости. Но ты не понимаешь.
— Ты справишься.
— Нет, не справлюсь. Разве ты не можешь сказать родителям, что я тоже поеду?
— Ладно. Хорошо. Я скажу им.
Но затем это все-таки произошло. Выключатель щелкнул.
— Нет.
— Что «нет»?
— Я смогу. Я останусь. Я останусь дома.
— Правда?
— Да.
— Я запишу тебе номер телефона больницы.
— Все нормально, — сказал я, глупо воображая, что это последние слова в моей жизни, адресованные Андреа. — Я сам его найду.
— Я все равно его запишу.
— Спасибо.
— Не за что.
Ожидая их возвращения из больницы, я бродил из комнаты в комнату. В доме было много фарфоровых статуэток. Розовая пантера, сидящая со скрещенными лапами, свисающими с подоконника. Ее большие желтые глаза были устремлены на меня, пока я ходил по гостиной.
Первые 10 минут мое сердце выпрыгивало из груди. Я еле дышал. Андреа умерла. Ее родители умерли. Я слишком ярко рисовал себе картины возможной автомобильной аварии. Затем прошло 20 минут. Я думал, что умру. В груди заболело. Возможно, рак легких. Мне было всего 27 лет, но я много курил. Полчаса спустя пришла соседка, чтобы спросить о самочувствии Фриды. Через сорок минут уровень адреналина в крови начал приходить в норму. Я провел 40 минут в одиночестве и все еще был жив. Через 50 минут мне захотелось, чтобы они вернулись не раньше чем через десять минут. Так я почувствовал бы себя еще сильнее. Три года сепарационной тревоги испарились меньше чем за час!