Но ведь не сразу же она надралась, не прямо с восемнадцати ноль-ноль! А помнится только то, как вышла из этой самой комнаты около шести вечера. В котором часу они сели за стол? Какие телепередачи смотрели – и смотрели ли вообще? Выходили ли во двор? Запускали фейерверки, как собирались, или так и просидели всю ночь за столом – напиваясь, упражняясь в остроумии, подкалывая друг друга, как обычно?..
Ни единой детали, ни малейшей зацепки. Как волной смыло – пустота, будто на пляже зимой.
Роза двинулась к двери. Она была в полупрозрачной ночнушке до колен. Удивительно, но платье снять все-таки сумела. Кстати, где оно? Со спинки кресла – сиренево-серебристая обивка, конечно же! – свисали лифчик и колготки. А где платье? Откровенное, красное, вызвавшее дружное возмущение матери и тети Риммы. Нечасто они проявляли такое единодушие, как в этот раз, усмехнулась про себя Роза. Впрочем, если матери что и не нравилось, возражать тете Римме она редко отваживалась. А той всю жизнь было до лампочки любое мнение, кроме своего собственного.
Роза двигалась по комнате аккуратно, плавно, как опытная танцовщица. Никаких лишних жестов, ноги переставляя осторожно, ровно держа спину. Голова будто стеклянная: от неловкого движения в любой момент может рассыпаться на миллионы осколков.
И зачем она опять столько выпила? Обещала же сама себе!..
Но если посчитать, сколько «честных слов» по разным поводам Роза давала себе за свою двадцатишестилетнюю жизнь, страшно становится. Потому что слова остаются словами, а поставленные цели так и стоят – без движения.
Роза открыла дверь и выбралась в коридор. Дальше – комната матери, между ними – ванная. Еще в их крыле имеется так называемая гостевая, хотя никаких гостей тетя Римма никогда не принимала и в будущем делать этого не собиралась.
С другой стороны, кто они сами в этом громадном доме – и она, и мать, и дед? Кто, если не гости? Не особенно-то и желанные, надо думать.
Комнаты тети Риммы и дедушки – в другом крыле. Они еще больше по размеру, хотя и комната Розы очень даже немаленькая, во всяком случае, больше всей ее съемной малосемейки. Ну, вот опять… Так и лезут в несчастную больную голову мысли о прошлом. Если бы можно было взять и вычеркнуть их из памяти, как вчерашний вечер!
Толстый ковер заглушал шаги – и слава богу. Меньше всего ей сейчас хотелось потревожить мать. Роза никогда особенно не жаждала общаться с родительницей, а уж в своем теперешнем состоянии – особенно.
Дверь ванной комнаты открылась с легким щелчком.
«Может, душ принять? – размышляла Роза, сидя на унитазе. – Или лучше просто умыться, почистить зубы, чтобы убрать гадкий привкус, и отправиться досыпать?»