Тем не менее произошло то, что произошло, – и с этого момента она стала казаться себе другим человеком. Те же руки с короткими аккуратными ногтями, те же ноги, заметно тронутые варикозом. То же лицо в зеркале, та же стрижка…
А женщина другая.
Эта женщина с хриплым тихим стоном выскочила из собственной кровати, споткнувшись о стоящие возле нее тапочки и подвернув ногу. Путаясь в полах ночной рубашки («А ведь как чувствовала: надо было надеть пижаму!»), она в несколько прыжков пересекла комнату и толкнула дверь ванной. Не оглядываться, не останавливаться! Она и сама не заметила, как включила свет, и с грохотом захлопнула за собой дверь, трясущимися, непослушными руками повернула задвижку.
Римма Ринатовна никогда и ни за что никому на свете не призналась бы, где провела эту ночь. Выйти из ванны она так и не решилась. Первое время сидела на полу, глядя на дверь, каждую секунду ожидая, что в нее вот-вот постучат. Да не просто постучат – разнесут хлипкую конструкцию к чертям собачьим, снесут с петель и выволокут ее, трясущуюся, почти сумасшедшую от ужаса, за шиворот наружу, чтобы убить, уничтожить.
Она смотрела и ждала, ждала, но ничего не происходило. В полной тишине не слышалось ни звука, ничьи шаги не приближались к двери с той стороны. Никто не скребся, не стучал, не уговаривал ее покинуть свое ненадежное убежище.
Может, ей просто почудилось? Но убедить себя в этом не получилось. Когда спина затекла от сидения на жестком полу, Римма Ринатовна, стараясь двигаться как можно тише, сняла с крючка махровый халат и все полотенца, постелила их на коврик возле ванной и улеглась, сначала опустившись на четвереньки. Поясница и колени ответили протестующей болью, и она подумала, как мало помогли ей ежедневные усердные занятия физкультурой. В тот момент Римма Ринатовна впервые показалась себе больной, измученной старухой.
Так она и провела остаток ночи: скорчившись на полу, словно бездомная дворняга, дрожа от холода и страха, ворочаясь с боку на бок, кутаясь в полотенца и прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Одно было хорошо – в ванной ярко горел свет, и потому не осталось темных углов.
Выйти из ванны она не решалась, потому что часов не было, и Римма Ринатовна понятия не имела, что сейчас – ночь или уже утро. Как ни уговаривала она себя выглянуть осторожно за дверь и проверить, что да как («Кто бы ни приходил, он, скорее всего, уже ушел, а иначе почему не дает о себе знать, не пытается ворваться сюда?»), побороть страх не могла. Тот, кто сидел в кресле, запросто мог караулить возле ванной, терпеливо поджидая, когда она высунет голову, чтобы наброситься на нее.