Но Румия уже окончательно выбилась из сил, чтобы впрягаться в повозку. Однако бросить тетю Римму тут, а самой в одиночестве брести к дому по опустевшему поселку тоже не хотелось. Брошенные людьми дома нагоняли ужас. Румия не была суеверна, не обладала излишне развитым воображением, но даже ей будет постоянно чудиться, как кто-то (потусторонняя жуткая тварь) поджидает ее за очередным поворотом, выжидая момента, чтобы наброситься, разорвать на части, утащить за собой.
– А если нам переночевать тут, а утром я схожу за Розой и мы вместе притащим тебя домой?
Тетя Римма помедлила пару мгновений.
– Нет, так не пойдет. Они же там с ума сойдут вдвоем, – проговорила она. – Решат, что с нами случилось что-то. Или, – она усмехнулась, – что мы с тобой их бросили. Иди. Возьми фонарь – я видела в доме – и иди.
Скрепя сердце Румия согласилась с правотой тетки. В итоге, попрепиравшись еще немного, так и поступили. Вот когда Румия и порадовалась, что прихватила ключи от дома председателя: не пришлось в темноте опять лезть в подвальное окно, чтобы отпереть входную дверь.
Тетя Римма осталась в доме – племянница усадила ее на диван в гостиной, а сама, вооружившись фонариком, поспешила домой.
Они зажгли в доме председателя электричество, и это создало иллюзию, что происходящее не выходит за рамки обычного. Мягкий теплый свет лился из окон, во дворе Валентина Борисовича мужественно рассеивал подступающий со всех сторон мрак уличный фонарь, в который была вкручена яркая лампочка.
Вопреки ожиданиям, идти оказалось не так уж страшно. На лыжах Румия теперь ходила весьма уверенно, к тому же лыжня была проложена. Скользила и скользила вперед, спиной чувствуя оставшийся позади освещенный дом, в котором ждала тетя Римма. То, что дом этот по неясной причине покинули люди, она старалась не вспоминать. Скоро, скоро она будет у себя, увидит отца и дочь – пожалуй, никогда прежде Румия так не стремилась в теткин коттедж. И давно так не ждала встречи с родными.
Румия опиралась на лыжные палки, в правой руке к тому же был зажат фонарик. Острый, ослепительный лучик плясал на снегу, выхватывая из темноты стены домов, гаражи, автомобили, деревья. На подступах к дому Румия принялась звать дочь и отца: может, услышат, увидят свет, выйдут навстречу. Большого смысла в этом не было, но хотелось рассечь давящее безмолвие, услышать собственный голос.
Ее услышали. Дочь выскочила из дому, и, перекликаясь с нею, Румия добралась до родного двора. Вкратце объяснила, что случилось, и они все вместе отправились назад, вызволять тетку. Отца брать не хотели, но он заупрямился, заявил, что вместе они справятся быстрее. Наверное, ему не хотелось оставаться дома одному.