Камера, стоп! Свет перемещается на другую точку, и на площадке начинается хаос — все расползаются в разные стороны. Кто идет в вагончик за бутербродами с чайком, чтобы пожрать скорее. Кто курить. Всех надо гонять, потому что все моментально расслабляются. Пока пять человек работают, десять стоят, массовка ходит… И когда все уже установили, начинается: а где этот? где тот? где массовка? Собралась. Забыли что-то настроить. Стали настраивать. Массовка — что? Расползлась! Когда все снова собрались, выясняется, что надо буквально на пять метров переместиться. А это еще минут сорок, а то и час. Обычно все держит в руках помощник режиссера или директор клипа. Наступил момент, когда поклонники и массовка перестали слушать и режиссера, и его помощника. Все уже просто потеряли интерес к громко агитирующим их людям. Тогда рупор взял я. О, Рома! Давайте слушать его!
На площадке нужно очень жестко с людьми, не только с массовкой, со всеми: со световиками, с техниками, с постановщиками. Когда нет диктатора, все разваливается. Всем нужен командир, который орет. Но на фанатов ты же так орать не будешь, ведь они пришли тебя поддержать. Поэтому просто какое-то общение, автографы, конечно. Они мокрые стоят все как цуцики. Им холодно. Мы пытались их как-то подбадривать, ставили им наш альбом, они пели, мы поили их чаями, алкоголем, что могли, делали. Вроде все терпели. Молодцы! Никто же из них не предполагал, что так все растянется. Они думали, придут, будет весело, все будут плясать. А потом, когда прошло пять часов, все уже попритухли. Я бегал с рупором орал: «Соберитесь, тряпки! Еще чуть-чуть осталось! Давай!»
Короче, съемка — это очень сложно. А еще когда ты знаешь, как должно быть, как задумано, ты не только за это переживаешь, а еще и за работу нанятых людей, начиная со световиков и заканчивая гримерами. Потому что для них это какая-то повседневная вещь, рутина. «Вот я пришла на работу, щас отработаю сменку, получу денежку и пойду домой». А для тебя-то это событие! Для тебя это всё: твои деньги, силы, идея, песня. Это твой клип. И конечно, ты за это переживаешь и, сука, хочешь удавить кого-нибудь, если кто-то что-то не то делает, либо что-то не успевает, либо работает плохо. Конечно, ты весь в напряжении, срываешься и орешь.
Наверное, поэтому мы от души били инструменты. Били свое, то, что практически уже не использовалось: барабаны, клавишные, гитары, колонки. Я не знаю, кто конкретно предложил это все расхерачить в кадре. Состояние позволяет, песня располагает — крик, ор, угар. Мы брали инструменты с мыслью о том, что после съемок их уж больше не будет в живых. Было кайфово… Не так чтобы: приготовьтесь, по моей команде бьем! Все естественно. Инструменты у нас еще до этого момента были на грани разлома, моя гитара была уже фактически без грифа — он держался на соплях. Когда снимали первый припев, где я подпрыгиваю, у меня гитара соскочила, упала и треснула, колки отломились. И я уже старался держать ее остаток съемок так, чтобы она не развалилась в руках — запасной-то не было. А эту мы купили накануне за сто пятьдесят долларов специально для съемок, чтобы не жалко было ее там убить. В основном это были Сашины инструменты. Весело было, били их от чистого сердца, рубились как надо. У Кирюхи все руки были в кровище — так он по клавишам фигачил, пришлось после съемок бинтовать ему руки. Насчет техники безопасности все ок, заземление было.