Петя молчал, неясно улыбаясь, глядя то ли в воду, то ли в бортик ванны, но взгляд у него был при этом невеселый – так смотрят люди, застигнутые врасплох неприятными воспоминаниями; а так улыбаются, когда силятся их отогнать. И во мне вдруг кое-что шевельнулось, что-то вроде жалости и одновременно нежелания слушать то, что он сейчас скажет. Да, снова это странное чувство, будто на самом деле я все уже знал.
– Да нет, была. Была такая девочка Олеся, она жила в соседнем доме. Мы во дворе познакомились, когда мне было одиннадцать. А, нет, двенадцать. Она мне нравилась.
– И что дальше? Чем же это закончилось?
– Да ничем. Меня взяли и увезли на целое лето к какой-то тетке. Получается, что мы с той девочкой погуляли всего несколько раз, а потом она переехала. Когда я вернулся, ее уже не было.
– Это грустно, – протянула Ярославна.
– Ничего не грустно. У той тетки гостила еще одна родственница, и она сделала мне минет.
– Что? Петя!
– Серьезно! – Он расхохотался.
– Фу, боже мой! Сколько ей было лет?!
– Семнадцать или восемнадцать.
– А тебе ДВЕНАДЦАТЬ! – сказал я.
– Я уже тогда был ничего.
– Какой же ты мерзкий тип! Убери от меня свои грязные лапы! Игорь, ну может, у тебя хотя бы есть нормальная история?
Мне нравилась одна девушка в школе.
Все считали ее красавицей, но я не могу, да и тогда не мог назвать ее так же. Она была окутана какой-то поэтической тайной, умела томно прикрывать глаза и любила попсу. У нее было маленькое лицо с аккуратным подбородком, но все черты, наоборот, очень крупные. Ее большие губы завораживали парней. Губы были правильной формы, но мне казались как бы чуть-чуть вывернутыми. Такими же вывернутыми мне виделись и ее белые зубы – они как будто росли не вниз, а немного вперед, что делало ее улыбку обезоруживающе открытой и неожиданной для нее самой. Нос у переносицы был тонким, а к кончику становился тяжеловатым. Когда она улыбалась своей вывернутой, откровенной улыбкой, кончик носа зрительно соприкасался с ее верхней губой – и от этого в ее открытости появлялось непроизвольно что-то застенчивое.
Глаза у нее тоже были большими. Холодного, темно-синего цвета, обрамлены длинными ресницами, которыми все восхищались. Но мне казалось, что ресницы у нее уж слишком длинные. И помимо того, что длинные, слишком прямые: они торчали над темно-синими радужками, как неровные иголки. От этого взгляд ее был загадочный и роковой, даже когда она улыбалась и когда кончик носа соприкасался с верхней губой.
Маленькая грудь и узкие ребра делали ее какой-то внешне невесомой и тоненькой, а плоские и широкие бедра, которыми она заметно виляла при ходьбе, – женственной. Из-за них-то она, наверное, всем и нравилась. В целом вся ее внешность казалась мне какой-то немного нелепой, сочетающей странные контрасты и оттого – очаровательной.