– Игорь, выпей вина. Это очень хорошее. – Передо мной возникла Иришка с бокалом, коснувшись грудью моего локтя. – У тебя все нормально? Кот – просто прелесть. Вы правда его с улицы подобрали?
– И Собаку, – сказал я.
От вина и еды полегчало. Ел я что-то очень вкусное – за это можно было даже простить Воронцову его тухлый вид.
Я не заметил, когда именно все взбодрились и в стенах квартиры зазвучала музыка, – я ввалился в это все как в данность. Войдя в кухню, я понял, что там уже никого нет, кроме Ольги, которая, выпив лишнего, всегда начинала истерически по-лошадиному хохотать. Сейчас она стояла перед включенным теликом, но смотрела на экран серьезно, без смеха. Там под попсовую музыку мелькали женские тела в лифчиках, а размалеванная темноволосая девица пела затасканные слова. На часах было уже пять.
– Не понимаю, почему шлюхам можно петь по телевизору? Тем более в Новый год! – возмутилась Оля себе под нос, и я понял, что она меня не заметила.
– Привет, а у меня только что был какой-то провал в памяти или что-то вроде того, – признался я и налил себе еще вина. Нет, ну серьезно, что я делал целый час?
– С каких пор кому-то стала интересна их самодеятельность? – Оля повернулась ко мне, продолжая беседу, начатую с самой собой. – Когда люди перестали замечать, что пропускают в эфир? И кстати. – Она пару секунд молча послушала песню. – Почему шлюхи поют про шлюх?
– Ты думаешь, эта песня о шлюхах? – В дверях появился Вадим, за ним еще несколько человек: теперь все шли сюда резать гигантский торт, принесенный Аней и Людой.
– А ты сам послушай! Вдумайся в смысл слов!
– В какой смысл! Нет никакого смысла. – Вадик взял пульт и выключил телевизор.
– Есть, ты просто не вслушивался. В этом все и дело! Все думают, что смысла нет, и поэтому никто не обращает внимания на то, что поется в этих песнях! Так и появляются песни о…
– Ну ладно, допустим ты права. Но искусство любит всякую грязь.
Конечно, Вадим не упустит возможности пройтись по искусству. Но я не стал спорить с человеком, который додумался назвать искусством телевизионную попсу. Я отобрал у него пульт, и плазма снова засветилась. Певицу от окружавшей ее подтанцовки отличал самый нарядный лифчик и ажурные чулки. Я попытался по совету Оли вслушаться в слова, но мне почему-то не удалось – то ли из-за шума голосов, поднявшегося на кухне, то ли из-за того, что Вадим действительно был прав и никакого смысла в песне не было. Девушка на экране не вызывала никакого интереса, она некрасиво растягивала рот, и, даже если бы с нее сняли глупый костюм и заставили танцевать голой, она вряд ли зацепила бы мое внимание.