Он, как всегда, был пьян, но не настолько, чтобы на все наплевать; да и на ногах держался твердо. А пил он как лошадь. Он принялся излагать мне математическое обоснование теории времени и темпоральных перемещений (он никогда не употреблял выражение «путешествие во времени»), но записывать запретил. Впрочем, в записях и так не было бы смысла, ибо каждое обоснование он предварял словами: «Таким образом, очевидно, что…» – и переходил к вещам, очевидным только для него и Господа Бога, но ни для кого больше.
Когда он чуть притормозил, я спросил:
– От друга я слышал, что вам так и не удалось откалибровать установку и поэтому нельзя точно определить величину темпорального перемещения. Это верно?
– Что? Чушь собачья! Молодой человек, если чего-то нельзя измерить, то это уже не наука. – Некоторое время он клокотал, словно чайник на плите, потом немного успокоился. – Смотрите сюда. Я покажу вам.
Он отвернулся и принялся налаживать аппаратуру. Все его оборудование состояло из низкой, помещенной в клетку платформы (он назвал ее «точкой темпоральной фазы») и панели управления, которая с равным успехом могла бы управлять паровым котлом или барокамерой. Оставьте меня с ней наедине и дайте в ней покопаться – уверен, мне не составило бы труда разобраться в элементах управления, но Твитчел довольно резко приказал мне держаться от приборов подальше. Еще я заметил восьмиканальный самописец Брауна, несколько мощных релейных переключателей и дюжину других знакомых компонентов, но без принципиальной схемы они ни о чем мне не говорили.
Он повернулся ко мне и спросил:
– У вас есть какая-нибудь мелочь в карманах?
Я порылся и вытащил из кармана горсть мелочи.
Он выбрал две новенькие пятидолларовые монеты – изящные шестиугольники из зеленого пластика, выпущенные в этом году. Лучше б он взял монеты помельче: с деньгами у меня было туго.
– Есть у вас нож?
– Да, сэр.
– Выцарапайте на каждой свои инициалы.
Я сделал, о чем он просил. Тогда он велел мне положить монеты рядом на платформу.
– Засеките время. Я установил шкалу перемещения ровно на неделю плюс-минус шесть секунд.
Я взглянул на часы. Доктор Твитчел начал отсчитывать:
– Пять… четыре… три… два… один… пуск!
Я оторвал взгляд от часов. Монеты исчезли. Мне не пришлось таращить глаза, изображая изумление. Чак рассказывал мне о подобной демонстрации, но видеть такое собственными глазами – совсем другое дело.
– Мы зайдем сюда через неделю и увидим, как одна из монет опять появится на том же месте, – оживленно говорил профессор Твитчел. – А другая… Вы ведь видели их обе на платформе? И сами их туда положили?