Один из них подходит ко мне вплотную, смотрит слепыми глазами в лицо, скорее чувствует, чем видит, мой пристальный ненавидящий взгляд и проходит мимо.
«Господа офицеры» понуро бредут к командиру.
— Ни на кого не могу показать, ваше высокоблагородие, — рапортует каждый из них новоявленному начальству.
Вздох облегчения проносится по рядам.
— Посмотрим, что они запоют потом!
Польский офицер презрительно оглядывает человеческое отребье, которое он только что произвел в «господ офицеров».
Ему неловко за контакт с бродягами, который не дал требуемых результатов. Он начинает яриться. Гневно бросает нм:
— Вы недостойны носить свое высокое звание!
Отводит их в сторону и горячо в чем-то убеждает.
Не только мы, но и конвойные с любопытством следят за этой сценой.
Офицеры в чем-то оправдываются.
Командир подходит вплотную к нам, и из второго ряда слева вытаскивает человека.
Сильный удар валит его на землю.
Короткий окрик:
— Жид, встать!
Предсмертный ужас в глазах жертвы.
Офицер учащает удары, бьет до изнеможения. Потом поднимает с земли доску и наносит полумертвому несколько сильных ударов по голове.
Все кончено. На земле труп.
Солдаты оттаскивают его в сторону.
Грознов рвется из рядов. Петровский клещами сжимает его руку; от напряжения вены на его лбу вздулись черными узловатыми буграми.
Солдаты хватают из рядов следующего «коммуниста» и ведут к офицеру. Короткий вопрос, вслед за этим удары плетки и безумные крики истерзанного.
Непосредственно передо мной проходит «сквозь строй» Петровский.
Я вижу, как на спине его появляются красные рубцы толщиной в палец, из которых течет кровь. Мне делается дурно. Я падаю к ногам Грознова…
Моя очередь.
Палачи торопятся. Рабочий день кончается, а нас еще много.
Ведут следующего, а я ползу к месту свалки для прошедших «офицерскую заставу».
Здесь Петровский и многие другие. Вскоре к нам присоединяется Грознов.
— Вот, сукин сын! — говорит Петровский. — С одного удара вышиб два зуба. А ну-ка, глянь мне, Петька, в рот!
Я вижу распухший язык, полный крови рот. Отвечаю:
— Заживет…
Все происшедшее выше человеческих сил.
Грознов начинает колотиться головой о землю…
— Лучше расстрел, чем такие муки. Пойду сейчас и наброшусь на этого негодяя. Пусть меня расстреляют — хоть умру с честью! — кричит он, вскакивая на ноги.
— Ничего, ничего, переживем, — утешает его Петровский. — Мы ведь рабочие люди. Нас побоями не запугаешь.
— Они мне легкие отбили. Солдаты били сапогами.
— Хорошо, что они тебе потроха не вымотали…
Жрать хочется, — говорит Петровский, — мы забыли, когда ели…
— Не плохо было бы хоть сухари с водой. У солдат можно будет хлеба выпросить, — отвечает Грознов. — Жаль, загнать нечего.