— Пане, не бойтесь! — обратился я к нему по-польски. — Вы наверное, поляки?
— Так! — произнес подросток, вздрогнув.
Не успел я опомниться, как Петровский, спрыгнув со скирды, уже очутился возле подростка и с радостным лицом крепко тряс ему руку.
— Где мы находимся? — спрашивал он, глядя восторженно на поляка.
Тот молчал, не понимая Петровского.
Я стал рассказывать поляку историю нашего пребывания в немецком плену, всячески разукрашивая ее подробностями.
— Сейчас бежим на родину, — горячо пояснил я поляку, — так как узнали, что эти места заняты польскими войсками… А далеко ли нам еще идти до родной, желанной Польши? — задал я ему вопрос.
— Да вы уже в Польше. Немецкая граница в двенадцати километрах отсюда.
Стало быть, мы не дошли до границы, где нас ожидала свобода, всего каких-нибудь двенадцать километров. Вот так досада!
Делать нечего. Необходимо выпутаться из этой истории. Раз затеяли игру, надо ее продолжать.
Подросток кликнул своего старшего брата, находившегося в нескольких шагах от нас.
Я вынужден был и этому внушить доверие к нашим словам, повторив историю бегства из немецкого плена.
Я вдохновенно снова изложил эпопею издевательства над нами, «польскими пленными».
Материала для рассказов у меня ведь было достаточно — стоило только вспомнить наше житье-бытье в Стрелкове, отнеся все это за счет немцев, а не поляков.
Поляки слушали нас, затаив дыхание. Лица их горели ненавистью к немцам. Временами, особенно, когда я рассказывал о систематическом избиении польских пленных плетками из телефонной проволоки, у них срывались восклицания:
— Холеры, скурве сыне!
Мы стали успокаиваться. Очевидно, они нам поверили, ибо стали подробно и ласково отвечать на наши нетерпеливые вопросы.
Выяснилось, что город, находившийся на расстоянии получаса ходьбы от нас, назывался Иновроцлав. Расположен он в двенадцати километрах от границы с Германией. В городе, по словам братьев, в это время сосредоточивались польские силы, направлявшиеся на фронт для борьбы с немцами. Оба молодых поляка жили на хуторе, находившемся от скирды соломы, где мы были застигнуты, на расстоянии всего лишь полукилометра.
Янек пригласил нас всех к себе.
Положение создалось такое, что отказываться от гостеприимства поляков было нельзя. К тому же мы не видели для себя особенного риска в посещении домика братьев. Жилье их стояло уединенно, на новых людей мы вряд ли там могли наткнуться, а братья не внушали никаких опасений.
Они крепко поверили, что мы беглецы из немецкого плена, сочувствовали нам и были полны желания всячески нас утешить.