Язык – самый чувствительный орган в теле социума. Именно он отражает реальную жизнь людей, а не лозунги и цифры. Слышите в этой лексике мелодию бессилия и зависимости от тех, кто «дает» и «предоставляет»? Народ моментально перепел в частушку пропагандистские стихи из немецкой листовки времен Великой Отечественной:
«Слева – молот, справа – серп,
Это наш советский герб.
Хочешь – жни, а хочешь – куй,
Все равно получишь х…».
Как в такой ситуации отвечать за семью, как ее содержать? Упирайся, не упирайся – результат один. У мужчин опускались руки, рождалось чувство безнадежности и пассивности. Они чувствовали: от них мало что зависит, все в руках других людей; захотят – дадут.
Это порождало безответственность. Не поверхностный пофигизм типа «не буду мыть посуду». А ту, глубинную, при которой необходимо адаптироваться к общесоциальной ситуации и не рыпаться. Пресловутую инфантильность взрослых мальчиков. Скажу даже – иждивенческое сознание. Несколько поколений мужчин выросли с ощущением «низкого потолка» и «узкого коридора». Социальные лифты работали только через партийно-профсоюзную дверь, да и то с ограничениями: «не больше, чем положено». Рассчитывать на себя, думать, что сможешь, работая без устали, обеспечить семье лучшую жизнь – не приходилось. От мужчины зависело не много.
Но мужественность в первую очередь подразумевает независимость, энергию, смелость, инициативу и ответственность. Необходимо было найти механизмы адаптации исконно мужских свойств к предлагаемым жизненным обстоятельствам. И они, естественно, нашлись.
Чувство нереализованности и психологическое подавление маскулинного лидерства частично компенсировались почетом и уважением на предприятии, а накопленная агрессивность выплескивалась в семье, в частной жизни. Как правило, это выливалось в бытовые драки, грубые мужские компании, тиранию жен и детей.
Думаю, почти у каждого из людей старшего поколения есть знакомая семья, где глава семьи – домашний тиран для своих, и милейший человек для посторонних. Покладистость и покорность в социуме компенсировались жесткостью, доходящей до жестокости, в семье. И соседи, и сослуживцы завидовали женщине: «Какой у тебя замечательный муж!» Критерии «хорошего мужа» того времени – «Не пьет, не бьет».
Выученная социальная беспомощность имела и оборотную сторону, уже связанную с властью женщины в семье. Мужчины, будучи ограниченны в выборе, отказывались от личной независимости и ответственности, убегали в мир мальчишества, в инфантильность, социальную и бытовую. Они делегировали социальную ответственность начальнику, а семейную – жене.