Ибрагим ринулся напролом, пытаясь в ближнем бою схватить противника за горло, задушить, сломать, загрызть… но мощный встречный кулак опорочил глаз супостата, вставив его в бордово-синюю, почти черную круглую раму. Отскочив чуть в сторону и мотнув головой, словно стряхивая боль, бандит нанес удар ногой, целясь в пах. Анатолий будто ожидал этого. Чуть нагнувшись и выставив вперед левое предплечье, он остановил ногу противника, правой рукой перехватил ее и, резко подняв вверх, оторвал врага от палубы и сильно толкнул от себя. Тот кубарем покатился по юту, но прытко вскочил, вновь готовый к нападению. Секунда, и, будто поднырнув под руки противника, он яростно нанес мощный удар в живот, стараясь сбить врагу дыхание, а левой с разворота ударил Анатолия в голову. Искры из глаз кровавым пожаром зажгли небо, взгляд затуманился мутью гнева и боли.
– Ах ты, Челубей гребаный! – И старпом что есть силы шибанул своим кулаком супостата прямо в челюсть. – Получи, фашист, по рылу от советского бойца!
От прямого удара передние зубы страдальчески хрустнули и оставили с детства насиженные места, из разбитых губ и десен хлынула кровь. Ибрагим сплюнул на палубу выбитые резцы и провел тыльной стороной ладони по щербатому, вмиг осиротевшему на четыре зуба рту. Едва отдышавшись, он с диким воем, черным вороном стелящимся над океаном, вновь бросился в драку, как в греко-римской борьбе, обхватил русского за грудь, сцепив в замок за его спиной свои грабли, и хотел повалить его на палубу. Не тут-то было. Рывком освободив руки, Анатолий попытался вырваться из объятий железных клешней и, сграбастав шахида за шею, сдавил ее в удушающем захвате, но почувствовал, что под мощным натиском теряет устойчивость, и тогда, схватив супостата за уши, он оттолкнул его голову и тут же резко рванул ее на себя, а своим лбом что было силы с размаху саданул противника прямо в нос. Боль от темя до копчика прожгла Ибрагима и через зубовный скрежет, помутивший сознание, он разжал руки.
Обретя под ногами опору, старпом, словно былинный воин приумножился силой родного корабля и, уже не разбирая, стал яростно молотить противника кулаками – полупудовыми кувалдами – куда попало – в голову, грудь, живот. Тот скрючился, попятился, прикрывая руками лицо, и, заплетаясь ногами, рухнул на палубу. Старпом будто остервенел в драке, и, казалось, сама смерть пришла в ужас от этого безумия, но не отступила, не ушла, а, затаившись, выжидала удобный момент, чтобы подстеречь свою жертву. И не важно, кто это будет…
– Лежачего не бью, – тяжело переводя дыхание, прохрипел Анатолий, повернулся и тяжело пошел прочь.