И вот представьте себе – темнота, ветер, моросящий дождь, который, стоило нам выйти из части, перешел в проливной ливень, да такой, что свет танковой фары вяз в его косых струях, не пробиваясь и на тридцать метров, и механику-водителю из всех деталей пейзажа была видна только корма предыдущего танка – больше ничего. И тут к тому же начал греметь гром и сверкать молнии, что для ноября было совсем уже чем-то невероятным. Как только началась гроза, связь между машинами совсем пропала, в наушниках стоял сплошной писк и треск, и, если бы не корма переднего танка в омываемой струями дождя оптике перископа, то можно было подумать, что это мы плывем в воздухе между черным промокшим небом и такой же землей.
Кончилось все в один момент. Вдруг где-то позади полыхнула молния такой силы, что, казалось, где-то поблизости сработал тактический ядерный боеприпас, а примерно десять секунд спустя до моей машины докатился гром, слышный даже под броней при задраенных люках. И тут же прямо над нашими головами в сплошной облачной массе образовался разрыв, через который проглянула отнюдь не россыпь ночных звезд, а яркое полуденное солнце с клочком голубого неба; этот просвет принялся расширяться прямо на наших глазах. Солнечные лучи рассекли непроницаемый мрак, и стало видно, что колонна полка идет не по чистому и аккуратному ночному немецкому лесу, а по залитой солнцем чуть всхолмленной степи, в которой то тут то там поднимались исполинские деревья, а впереди – если верить компасу, на юге – была видна невысокая горная гряда. Вот это я понимаю – приехали.
Нельзя сказать, что наш комполка растерялся – нет, он сделал все, как требовали уставы – нашел неподалеку подходящий холм и встал на нем лагерем; инженерная служба просверлила в земле колодцы, из которых была получена вполне приемлемая вода, радисты из роты связи слушали абсолютно пустой эфир и непрерывно передавали свои позывные, а разведрота вела разведку на удаление до двадцати пяти километров, но не встречала никого, кроме очень странных зверей. Все это было очень похоже на то, что мы оказались в другом мире – как в тех фантастических романах, которые я, будучи ребенком, с упоением читал. Ведь тогда я мечтал о захватывающих приключениях, необыкновенных странствиях…
И вот сейчас, когда, каким бы невероятным это ни казалось, мы очутились в совершенно ином мире – все растеряны и подавлены, а в умах царит тоска и уныние. И лишь маленький лучик надежды иногда пробивается сквозь толщу мрачных предчувствий и горестных раздумий – может быть, нас все-таки найдут и спасут? – но он тут же гаснет, придавленный неприглядной и страшной реальностью. Словом, она, эта реальность, оказалась не такой, как вымысел фантастов. И дело было не в объективной действительности, а в чем-то другом, словно в душе каждого из нас – там, где-то глубоко – жило то, что сковывало подобно липким путам; причем действовало это массово. Вместо воодушевления и стремления вперед нас всех одолела пассивность и хандра. Эта массовая напасть завладела всеми без исключения – подобно серому туману, она обволакивала разум и вкрадчиво, словно жуткую колыбельную, нашептывала: «Вы все умрете… умрете… умрете…».