Весть об этом в Константинополь принес некий патрикий Кирилл, направленный магистром оффиций Евтропием к аварскому кагану Баяну для согласования дальнейших действий против надоедливых славян, тревожащих северную границу империи. И хоть поднепровские анты в минимальной степени были виновны в нападениях на ромейские пределы, их уничтожение было признано полезным, потому что они представляли собой экзистенциальную угрозу по причине начавшихся у них процессов образования собственного государства.
Империя только что (в историческом масштабе) уничтожила находящиеся на ее границах государства вандалов и готов, и не собиралась допускать образования еще одного конкурента своей монолитной власти. В молодости Юстиниан ставил перед собой задачу возрождения под своим скипетром Великой Римской Империи, простиравшейся от Херсонеса до Геркулесовых столбов и Британии, а также от Рейнского вала, до жарких южных пустынь, за которыми плещется огромный южный океан.
Сейчас, когда жизнь императора подошла к своему закату, становилось ясно, что эта задача полностью провалена, а сладкие мечты о безраздельном могуществе так и остались мечтами. Большие безобразия, людское горе и убийства в товарных количествах Юстиниан организовать смог, а восстановить Римскую империю в прежних масштабах не сумел. Кроме того, были полностью промотана огромная казна, собранная его дядей Юстином, и разорено и до того не блиставшее достатком податное сословие, зато страна украсилась множеством прекраснейших построек, среди которых особо выделялся константинопольский храм Святой Софии, являющийся настоящим шедевром архитектуры.
Но никаких авар на Днепре патрикий Кирилл не нашел, а внезапно нашел вместо них варваров настолько ужасных, что говорить о них мог только благоговейным шепотом, при этом постоянно оглядываясь по сторонам. Укатали сивку крутые горки. И вообще возвращение в Константинополь «Золотой Лани» вызвало настоящий фурор. Потеряв две трети лучников и половину гребцов, что едва-едва позволило добраться до порта, дромон отнюдь не выглядел побывавшим в жестоком бою, а рассказы уцелевшей команды были такими же невероятными, как и легенда об Ясоне, отправившемся уворовывать у законных владельцев Золотое руно.
По Городу* немедленно поползли самые разные слухи, но как бы ни различались между собой версии повествования, великий архонт Серегин выходил в них могущественнейшим повелителем колдунов, а его воинство свирепым, но в то же время дисциплинированным, прекрасно обученным, вооруженным и экипированным. А бойцовые лилитки, на две головы превышающие в росте среднестатистических византийских мужчин, и вовсе выглядели в этих рассказах настоящими исчадиями ада, что, собственно, формально было очень недалеко от истины, ибо по-иному назвать их родной мир было нельзя, а с другой стороны являлось самой подлейшей клеветой, поскольку не было в них ни капли зла, ни в каком его виде.