Скоро мальчику будет год. Рослый и сильный для своего возраста, он казался Саре самым замечательным из всех детей на свете. Его толстощекое, розовое личико украшали большие светло-голубые глаза, плотные завитки волос блестели, как золотые стружки. Малыш с серьезным видом рассматривал незнакомые предметы, но умел заразительно смеяться. Уже сейчас, когда начали прорезаться зубы, мальчик проявлял известное мужество.
Когда ему было очень больно, огромные слезы катились по его щекам, но он не издавал ни звука. Солдаты гарнизона и крестьяне обожали Мишеля; он царствовал в этом маленьком мирке, как тиран, а его любимыми рабами были мама, бабушка, Сара и старая Донасьена, крестьянка из Монсальви, служившая у графини горничной. Белокурый нормандец производил на него особое впечатление, и ребенок немного побаивался его. Иначе говоря, он не капризничал при нем, оставляя капризы для всех четырех женщин. С Готье они ладили, как мужчина с мужчиной, и Мишель широко улыбался при виде своего приятеля-великана.
Оставляя ребенка, Катрин шла на большую жертву, ведь она перенесла на него всю свою любовь, которую больше не могла отдавать отцу, и окружила его трепетной нежностью. Рядом с Мишелем Катрин вела себя, как скупой, сидящий на мешке с золотом. Он был единственным и замечательным подарком от отца, этот ребенок, у которого не будет ни братьев, ни сестер. Он был последним в роду Монсальви. Любой ценой надо было создать для него будущее, достойное его, предков, прежде всего достойное его отца. Вот почему, решительно отогнав слезы, молодая женщина со следующего утра окунулась в подготовку к отъезду Мишеля и его бабушки. Как трудно было Катрин не плакать, аккуратно складывая в кожаный сундук маленькие вещички, большая часть которых вышла из-под ее заботливых рук.
— Понимаешь, мое горе эгоистично! — говорила она Саре, которая с серьезным видом помогала ей укладывать вещи. — Я знаю, что о нем будут заботиться не хуже меня, что в аббатстве с ним ничего не случится, там он будет в безопасности во время нашего отсутствия, которое, надеюсь, будет недолгим. И все-таки мне очень грустно.
Голос Катрин дрожал, и Сара, отгоняя от себя собственные невеселые мысли, поспешила прийти на помощь молодой женщине:
— Ты думаешь, что мне не тяжело уезжать? Но ведь мы едем ради него, и коли это во благо, ничто не заставит меня отказаться от этой поездки.
И чтобы подтвердить серьезность своих намерений, Сара принялась бодро укладывать детские рубашечки в дорожный сундук.
Катрин улыбнулась. Ее Сара никогда не изменится! Она умела задушить свое горе и предпочитала отдать себя на растерзание, нежели признаться в нем. Обычно она выливала свое недовольство в ярость и переносила его на неодушевленные предметы. С тех пор, как она узнала, что ей придется жить вдали от ее любимчика, Сара разбила две миски, блюдо, кувшин для воды, табуретку и деревянную статуэтку Святого Жерома. После этих подвигов она помчалась в часовню молиться Богу и просить прощения за свое невольное богохульство.