— Оставьте меня, — простонала она… — Я вам приказываю отпустить меня.
Он не зло засмеялся ей прямо в лицо, не давая возможности отвернуть голову.
— Твое сердце стучит как бешеное. Но если ты приказываешь, я тебя отпущу, я могу подчиниться. Я также могу позвать людей, готовых спорить из-за тебя, и, поскольку у меня нет желания терять ни одного из них ради твоих глаз, я привяжу тебя к повозке и отдам им. После того как все они насладятся тобой, они будут, по крайней мере, знать, стоит ли им драться. Я пройду через тебя последним… Ты по-прежнему приказываешь, чтобы я тебя отпустил ?
На нее нахлынула безудержная волна возмущения. Этот человек осмеливается говорить с ней как с бездушной тварью, которую можно всячески оскорблять? Раненая в своем самолюбии и запуганная угрозами Феро, жутким мерцанием его глаз, Катрин почувствовала себя более терпимой к призывам инстинкта. Она понимала необходимость подчиниться этому дикарю и довести его до состояния послушного раба, как она уже не раз поступала с другими мужчинами, потому что в этом заключалась единственная возможность избежать худшего.
Она больше не отворачивала голову. Поймав губами ее рот, Феро неистово впился в него… Его губы оказались нежными и пахли тимианом. Торжествующая Катрин обнаружила в себе легкую дрожь, но у нее даже не было времени радоваться. Проклятое зелье набрало силу и превратило ее тело в ад. Она не могла больше ему сопротивляться. Обезумевшее сердце вырывалось из груди. Кипящая кровь прерывала дыхание и вибрировала в бедрах… Да и любовный пыл оглохшего и ослепшего от страсти Феро невозможно было остановить.
Катрин закрыла глаза и ушла в бурю страстей. «Обхватив руками слегка влажные плечи цыгана, она шептала:
— Люби меня, Феро, люби крепче, как только можешь, но знай: я тебя прощу, только если сумеешь заставить меня забыть собственное имя.
Вместо ответа он свалился на пол, увлекая за собой Катрин. Не выпуская друг друга из объятий, они покатились по грязным доскам…
Всю ночь бушевала гроза, сотрясая повозку, скручивая деревья, срывая черепицу с крыш, загоняя стражников на крепостной стене в укрытия. Но Катрин и Феро ничего не слышали в своей повозке. На новые и новые порывы страсти мужчины она отвечала безрассудством, превратившим молодую женщину в вакханку, потерявшую стыдливость, стонущую от страсти и удовольствия.
Когда первые лучи утренней зари едва заскользили по поверхности реки, прикасаясь своим неверным светом к безлюдным берегам, свежесть проникла под мокрую крышу повозки и охладила жаркие тела любовников. Катрин с дрожью очнулась от тяжелого забытья, в которое они недавно погрузились вместе с Феро. Она чувствовала себя совершенно разбитой: пустота в голове, сухость во рту, словно накануне она выпила много вина. С большим усилием она оттолкнула тяжелое тело любовника, который даже не проснулся, и встала. Все закружилось вокруг нее, и ей пришлось опереться о стенку повозки, чтобы не упасть. Ее ноги дрожали, к горлу подбиралась тошнота. Холодный пот проступил на висках, и на какое-то мгновение она закрыла глаза. Недомогание прошло, но возвращалось непреодолимое желание спать.