– Да, Сергей Сергеевич, – сказал отец Александр, когда они уже собрались уходить, – распорядитесь, чтобы ваши воительницы также прихватили и подруг нашего нового приятеля. Запытает же их насмерть тот пан Ходаковский, обдирая шкуру слой за слоем, как с луковицы в поисках семян…
– Добрый вы, отче, – вздохнул Сергей Сергеевич, – и что я с ними буду делать?
– Как что, – удивился священник, – всыплете им по пятнадцать горячих по задам и поставите на кухню помои выносить. Да и я со своей стороны наложу какую-нито епитимью, а там видно будет, может, образумятся. Так вот совместными усилиями и спасем две заблудшие души от адских мук, чем не прибыток Небесному Отцу?
– Наверное, вы правы, честный отче, – согласился Серегин, и бойцовые лилитки по его знаку подойдя к ложу разврата, взгромоздили себе на плечо по одной тушке и вышли вместе с ними в мир Содома. Последним шатер покинул сам Серегин, закрыв за собой портал, после чего внутри стало темно и сиротливо, и только куча дерьма на постели, да разбросанные повсюду «царские» шмотки напоминали о том, что тут совсем недавно обитал претендент на российский престол, именовавший себя царевичем Дмитрием, последним сыном царя Иоанна Грозного.
28 июня 1605 год Р.Х., день двадцать третий. Окрестности Москвы, село Красное, бывшая ставка «царевича Дмитрия Ивановича».
Утром весь лагерь Самозванца буквально стоял на головах и ходил на ушах. Из шатра, тщательно охраняемого польскими украинными козаками, бесследно исчез как сам претендент в московские цари, так и его временные полюбовницы Марфушка и Парашка. Пан Ходоковский неистовствовал. Опять была заподозрена измена – и вся стража, стоявшая в ту ночь по лагерю, подверглась жесточайшим допросам. Только на этот раз насмерть пытать пан Ходоковский никого не стал, и никого не казнил, ибо стража эта была не из местных русских изменников, а из украинных казаков и польских жолнежей, а их неудовольствие пытками и смертями товарищей могло бы кончиться плохо для самого пана Ходоковского. Да и без того было понятно, что стража к исчезновению Лжедмитрия непричастна, а как он вместе с двумя бабами мог тихо пройти через весь лагерь, да так, что его никто не увидел, пану Ходоковскому не могло прийти и в голову. Конечно, они все втроем могли обрядиться в одежды золотарей, тем более что в шатре откровенно воняло дерьмом, а на атласных простынях громоздилась как бы оставленная в насмешку громадная куча испражнений. Стража обычно не очень приглядывается к этим работникам лопаты и черпака, не пересчитывает их по головам и не проверяет содержимое их бочек. Очень надо бравым гусарам да козакам возиться в собственном дерьме. В результате стража, стоявшая у шатра Лжедмитрия, была выпорота за сон на посту, а все остальные отделались строгим словесным внушением со стороны пана Ходоковского и епитимьей со стороны сопровождавшего отряд католического ксендза.