Валахия, окрестности Тырговиште
Муха жужжала настойчиво, долго, до бесконечности. Это был первый звук, вошедший в мое сознание и возвращавший в реальный мир. Жужжание не смолкало, и в какой-то момент я сообразил, что могу, точнее – должен открыть глаза. Настырная черная муха – спутница войны и смерти кружила под потолком палатки, не желая вылететь на свободу через открытый проем входа. Там, за пределами палатки, светило солнце, было жарко и душно, здесь – внутри – сумрачно и еще более жарко. Сначала глаза бесцельно следили за полетом мухи, потом в памяти вспыхнули картины прошлого, а вместе с ними пришла жгучая боль в раненной голове.
– Драгомир!
– Да, твое высочество! – он возник откуда-то из темноты, словно призрак, заботливо склонился надо мной. – Я здесь. Хочешь пить?
– Сколько времени я провалялся?
– Мы вернулись на рассвете, а сейчас уже давно за полдень.
– Слава Богу! Мне показалось, что я был без сознания целую вечность.
Приподняться с постели оказалось очень трудно, в глазах темнело, а находившийся в голове сгусток боли перекатывался из стороны в сторону, туманя мысли. Но я все же сел на походной койке, принял из рук Драгомира кружку воды, жадно выпил, чувствуя, что начинаю понемногу приходить в себя:
– Докладывай. Что предпринял султан? Что с нами, какие потери? Почему не атаковал Галес?
– Султан зализывает раны. Михай задержался в турецком лагере, и кое-что разузнал, поговорив с очевидцами. Он только-только вернулся. По его словам, едва началась наша атака, нервы у покорителя Константинополя не выдержали. Он испугался так сильно, что перестал контролировать собственные поступки. Мехмед Завоеватель попытался удрать, не слушая увещеваний своей охраны, и перетрусившего самодержца едва ли ни силой вернули под защиту янычар.
– Почему он не побежал в мою сторону? Впрочем, это риторический вопрос. Мне нужны цифры, Драгомир.
– Цифры… – он помрачнел. – По первым подсчетам у нас больше трех тысяч убитых, очень много раненых. В этом бою почти каждый пролил свою кровь. А насчет Галеса… Он нас предал, твое высочество. Подло бежал с поля боя, вместо того, чтобы идти в атаку. Струсил.
Я молчал. Тоненько, назойливо жужжала муха. Жар был разлит не в воздухе, а в моем собственном теле. Оно горело так, словно по его жилам текла не кровь, а расплавленный свинец… Я доверял Галесу. Он был одним из тех, с кем я без трепета и сомнений пошел бы в разведку, но, как оказалось, жестоко ошибся в нем. Выпив еще воды, я поднялся с постели, на нетвердых ногах двинулся к выходу из палатки: