– Пятый, – ответил Макс.
– Вороны, – пробормотал Тави. – И все она?
Макс кивнул.
– И что мы будем с этим делать? – спросил Тави.
Макс вытирался медленными, вполсилы, движениями.
– Делать?
– С этим нужно что-то делать.
Макс посмотрел вокруг себя, нашел свои форменные брюки и тунику на ближайшем стуле, постиранными и аккуратно сложенными. Он бросил полотенце на пол и побрел ксвоей одежде.
– С этим ничего не поделаешь.
Тави пристально взглянул на друга.
– Макс? Мы должны что-то предпринять.
– Нет. Забудь об этом.
– Макс…
Макс застыл, его плечи напряглись, голос окаменел.
– Замолчи. Сейчас же.
– Нет, Макс. Мы должны…
Макс развернулся и прорычал:
– Что?!
Как только он произнес это, земля вздыбилась перед Тави и подбросила его в воздух. Он неуклюже упал на бок.
– Сделать что? – проревел Макс, взмахнув туникой как мечом в сторону одной из опор палатки в жесте бессильной ярости.
– Я ничего не могу поделать. Да и никто не сможет. – Он покачал головой.
– Она слишком умная. Чересчур сильная. Вороны! Ей сойдет с рук все, что бы она ни сделала. – Он заскрежетал зубами, и тунику внезапно объяло пламя, плясавшее вокруг него, но не причинявшее никакого вреда его коже. Тави почувствовал жар, сильный, почти болезненный.
– Но…
Макс вскинул руки в безвольном жесте, и хлопья черного пепла, оставшиеся от его туники заскользили к полу. Он сел, прислонившись спиной к столбу, и покачал головой.
Тави собрался подняться и увидел, как голова Макса наклонилась вперед. На какое-то время повисла тишина. Затем он прошептал:
– Она убила мою мать. Мне было пять.
Тави подошел к своему другу и присел рядом с ним.
– Такие люди, как она творят, что им заблагорассудится, – тихо сказал Макс, – Я не могу просто убить ее. Она слишком умна, чтобы попасться. А даже если это и случится, у нее есть семья, друзья, нужные связи, люди, которых она контролирует и шантажирует. Она никогда не предстанет перед судом. И в один прекрасный день она достанет меня. Я знаю это с четырнадцати.
И вдруг Тави стал понимать Макса чуть лучше. Макс всю свою жизнь прожил со страхом и яростью.
Он убежал, чтобы вступить в Легион для того, чтобы его мачеха не смогла до него дотянуться, но он знал, точнее, был убежден в том, что любая попытка убежать – всего лишь отсрочка.
Макс верил в то, что рано или поздно она его убьет, верил в это на таком глубоком уровне подсознания, что это стало частью того, кем и чем он был.
Вот почему его друг с таким энтузиазмом кутил в столице, прогуливал почти все занятия в Академии и при любой возможности бросался во все тяжкие с вином, женщинами и песнями.