– Как жалко. Только один человек в империи мог бы объяснить все это нам, в свои лучшие дни, конечно, и его здесь нет, – печально сказал он. – Я много могу вам простить, но только не судьбу Небесного Мастера.
– Ли Као, он умирал! И уже почти ничего не соображал, – запротестовал Завистник. – Мне надо было заставить богов рассердиться на человечество. Вы обнаружили контрабанду, убийство и подделку, но всего этого было явно недостаточно. Однако вы подали мне идею: надо использовать жадность аристократов. Мы все знаем горячий характер Нефритового Государя. Я был полностью уверен, что, не дожидаясь результатов расследования, он перестанет защищать людей и землю, как только увидит Небесного Мастера, оскорбляющего Небеса человеческими жертвоприношениями во имя религии и добродетели. И все было бы замечательно, но Зло, завладевший телом Небесного Мастера, полностью испортил дело.
В первый раз на лице Завистника я увидел что-то похожее на сильные эмоции: ко всем его разнообразным цветам добавилась краска гнева.
– Мой идиот-сын и его жалкий замысел убить вас в оранжерее, – сказал он ядовитым голосом. – Убить вас? Когда вы еще не нашли оставшихся мандаринов и их клетки! А потом он еще убил маленькую служанку. «Она дала умереть собачке», вот что он сказал, но я то знаю настоящую причину: он так обрадовался новому телу, что хотел дать появившейся силе излиться, выйти на поверхность, а для этого, по его мнению, что может быть лучше убийства? Как он радовался, переполошив половину Запретного Города. Вот что я вам скажу, Ли Као: мой сын Зло – лучший аргумент за целибат!
– Да, но вы отказались от целибата ради дочери, – тихо сказал Мастер Ли. – Такая девушка способна вознаградить за все.
– Да, вы правы, – мягко сказал Завистник. – Никогда мужчина не имел более любящей и преданной дочери, но много ли дочерей родились, неся на себе такое проклятье?
Разноцветное лицо повернулось ко мне, и я до сих пор уверен, что не ошибся, почувствовав в наклоне его головы определенное уважение.
– Я бы сказал, что моя дочурка выбрала не самое удачное время для поисков любви, если бы не знал, что такие вещи не выбирают, – сказал он. – Мое сердце разрывается от боли, бедная девочка. Она улетает в мир снов от своей разбитой любви – единственный мир, в котором Безумие движется более свободно, чем ее мать, и в котором она может не слушаться матери – но даже во сне ее настигает преображение. По утрам она долго плачет и никогда не говорит о том, что произошло, но я знаю: даже во сне она больше не может приближаться к Десятому Быку, иначе клыки вонзятся в его мозг, а когти – в сердце. От божественности так просто не откажешься, – сказал Завистник, и, судя по кривой улыбке и взволнованному тону, он говорил не о Юй Лань, когда добавил, – и не нужно даже пытаться.