— «Обычные дела»! — печальным эхом повторила Татьяна слова Тропинина. — Как мы быстро привыкли ко всему. Убийства, грабежи, квартирные кражи, угоны… стали действительно обычным делом… Жить страшно, Виктор Викторович! Я ухожу из дома на работу и не знаю, к чему вернусь, кто у меня может побывать…
— Да, к сожалению, — покивал Тропинин склоненной головой. — Что правда, то правда. Губернатор и тот на лестничной площадке у себя велел тамбур сделать и металлическую дверь поставить. Гм. Что поделаешь, время такое! Распахнули перед Западом ворота нараспашку — и полезла к нам всякая нечисть, потоком хлынула. Кино, видео, телевидение… Пьют, колются, убивают, насилуют… Какая милиция справится? — Тропинин махнул рукой. — И Чечня эта в печенках уже сидит. Шестой месяц война идет. Сколько средств мы туда ухлопали! Даже взять областной бюджет: тонны, десятки тонн гуманитарного груза, деньги… Миллиарды!
Помолчали.
— Еще раненые есть, Виктор Викторович? — спросил Тягунов.
— Есть, к сожалению. И раненые из нашей области, и убитые. Уже двадцать третьего парня похоронили… А раненых… вчера привезли двух наших сержантов-гаишников: одного в живот ранили, другому легкое пробили. Три новые машины сожгли. Люди успели, правда, выскочить.
Тропинин встал.
— Ну ладно, Вячеслав Егорович, разреши откланяться — дела. Рад был тебя повидать. Выглядишь ты неплохо, так товарищам и передам. Привет тебе от всех… Передаю тебя в руки Татьяны Николаевны. До свидания. Если что нужно, немедленно дай знать, все организуем.
Тропинин ушел. Татьяна села на его место, заглянула Тягунову в глаза.
— Ну как ты, Слава?
— А ты, Таня?
— Да что я… Я-то хожу.
— Вот именно, ходишь… Слушай, а на работе у тебя как дела? Ты про Городецкого мне рассказывала, про сахарный завод. Я же родом оттуда, из Верхней Журавки, знаю всех.
Она опустила глаза.
— Завод продали, Слава. Я была на том аукционе. Конкурентов у Городецкого не оказалось. Да и где такие деньги взять — почти сорок миллиардов рублей. Шутка сказать!.. Но покупал не он сам, его фамилия не звучала. Подставное лицо было. Стукнули молоточком — и привет заводу! Был государственным, стал частным.
— А люди? Что с ними?
— А что люди? Теперь хозяин будет решать их судьбу. Мне сказали, что третью часть рабочих уже уволили. Слезы, проклятия, угрозы… В основном ведь женщины там работают. Душа изболелась, Слава. Я же к этому прямое отношение имею. Русские наши люди…
Тягунов ничего не отвечал, хмурился. Земляки его, выходит, пополнили число безработных. М-да…
«И об убийстве Глухова я знаю, Слава!» — едва не сорвалось у Татьяны — такое вдруг в душе поднялось, захотелось отчего-то исповедаться перед этим несчастным родным человеком, совета, что ли, у него попросить, помощи… Да какая помощь — он сам в ней нуждается.