Изольда, слушая их разговор, достала из сумки бутылку вина, яблоки, подала шоколадку девочке. У той радостно блеснули глаза.
— Ой, мама, смотри!
— Ешь, ешь, — сказала мать. — А «спасибо» забыла?
Девочка поблагодарила, и Изольда спросила, как ее зовут.
— Луиза! — гордо отвечала маленькая чеченка.
Изольда разлила вино по маленьким дорожным стаканчикам, которые они взяли с собой из Придонска, сказала:
— Давайте выпьем за Ваню Морозова. Он совершил христианское дело — под пули пошел за другого человека. Таким ребятам памятники надо ставить.
— И матерям их тоже, — прибавила Фатима и вдруг порывисто обняла Татьяну, поцеловала в щеку.
Глубоко взволнованные встречей, разговорами, растроганные женщины посидели еще на скамейке в пустынном дворе, поговорили. На их голоса пришли откуда-то из разбитого подъезда две старые чеченки, узнали, в чем дело, тоже помянули Ванечку-солдата. Сказали Татьяне, что и они про него слышали, что погиб какой-то солдатик за чеченскую девочку, и улица про это никогда не забудет.
Наконец Татьяна с Изольдой поднялись, стали прощаться с чеченками.
— Спасибо вам за все! Спасибо! — говорила Татьяна и совала в руки женщин нехитрые гостинцы — те, что еще оставались у них с Изольдой в сумках: пачку печенья, банку шпрот, шоколадки…
Женщины пошли провожать их до улицы, говорили наперебой, что Татьяна и Изольда очень правильно сделали, что приехали, пришли в этот дом-развалину, навестили это место.
Татьяна показала им фотографию Хеды, прочитала вслух надпись на обороте: «Моей русской маме…» Старухи чеченки одобрительно кивали.
— Да, да, она сирота, и ты теперь тоже одна. Кровь сына вас породнила, Аллах так хотел. И ваш русский Бог. Надо их слушаться, Татьяна.
— Там она, в Хасав-Юрте, — уверенно говорила и Фатима. — В госпиталь прямо езжайте, найдете ее там. Если ее и выписали — времени ведь много прошло, — то там знают, где она теперь. Сироту могли и увезти в какой-нибудь детский дом или к себе кто взял… Езжайте!
Подхватив сумки, Татьяна и Изольда двинулись в дальнейший путь — на улицу Октябрьскую. Чеченки стояли посреди улицы, махали им руками, а маленькая Луиза проводила их немножко, а потом вприпрыжку вернулась к матери.
Сергей Дмитриевич оказался прав: почти всю Октябрьскую улицу, как, впрочем, и соседние, как весь центр Грозного, доблестные российские артиллеристы и штурмовики-бомбардировщики превратили в руины. Били здесь из тяжелых орудий, стоявших на Карпинском кургане, бомбили Су-25, лупили из скорострельных пушек БМП и минометы. Лупили, конечно, по боевикам, но многие из них уцелели, ушли потом в горы, а дома вот остались — голые обгорелые коробки, развалины…