Изольда все еще выкладывала из сумок гостинцы.
— Вот, девочки, ешьте, не стесняйтесь. Это все вам, болеющим и выздоравливающим. Все это нужно кушать, быстрее руки-ноги заживут. И на душе будет веселее. Ешьте!
Девочки ели с удовольствием, не стеснялись. Потом, поблагодарив, Оля поднялась.
— Мне на процедуру надо. Спасибо вам. Увидимся после обеда, Хеда. Я зайду к тебе.
— Хорошо, заходи. Или я забегу, — отвечала Хеда.
Татьяна взяла ее за руку.
— Как ты живешь, дочка? Расскажи.
— Школу жалко, — призналась девочка. — Я же зиму не училась, болела. Сначала в Хасав-Юрте меня лечили, потом сюда привезли. Я год потеряла. А теперь придется снова в пятый класс идти. Только не знаю, где буду учиться.
— Ну, ничего, наверстаешь. Год — не так уж и страшно. Ходишь ты почти нормально. Надо будет массаж потом делать, ванночки, гимнастику. Ты эту ножку хорошо чувствуешь?
— Да, хорошо. Вот, видите, пальцы шевелятся. — И Хеда с какой-то даже гордостью пошевелила пальцами левой ноги.
— Вот и прекрасно! Будешь учиться в нашем городе, школа там недалеко от нашего дома, — оживленно говорила Татьяна, и Изольда выразительно глянула на нее, остудила взглядом: «Не спеши, Таня! Что ты за девочку все решаешь?»
Татьяна поняла, переменила тему.
— Хеда, а у тебя кроме мамы кто-нибудь еще был?
— Папа был, — печально стала рассказывать девочка. — Его убили дудаевцы, он в отряд к ним не пошел. А старшего брата, Ибрагима, еще летом прошлого года убили. Они какой-то поезд грабили, перестрелка с охраной началась… А маму я даже не знаю, где похоронили. Меня сразу же увезли из Грозного, когда ваш Ваня умер. Это при мне было. Я понимаю, вы не думайте, я ему жизнью обязана. Я за него Аллаха просила, чтобы он не дал ему умереть. Там, в подвале…
Они помолчали.
— А ты знаешь, Хеда, мы ведь нашли это место, — сказала Изольда. — Подвал тот. Там такая слесарная мастерская была, да? Верстаки стоят, кушетка черная…
Хеда слушала, кивала.
— Да, да. На этой кушетке Ваня и умер. А я там на топчане лежала. Потом меня солдаты в госпиталь отнесли. Там ногу забинтовали, дощечку привязали к щиколотке, вот сюда, уколы делали, чтобы мне не так больно было. И я заснула. Проснулась уже в машине, меня в Хасав-Юрт везли.
— Ох, бедная девочка! — вздохнула Татьяна. — Ну что, может, в палату к тебе пойдем? Посмотрим, как ты тут живешь. С Юрием Михайловичем надо поговорить, расспросим его кое о чем. Пойдем?
— Ага. — Хеда поднялась, доедая сочную грушу. Похвасталась с улыбкой: — А я и без костыля могу идти! — В глазах ее прыгал задорный бесенок.