Боевики цыкнули на них:
— Тихо! Сидеть всем смирно.
Изольда, у которой не попадал зуб на зуб, тихонько говорила Татьяне и Хеде:
— Если начнут стрелять, под окна ложитесь и не вставайте. Я была уже под бомбежками и обстрелами, знаю, что это такое. Пули — это не страшно, от пуль можно спастись. Если только рикошетом ударит… А вот если из гранатометов бить начнут, из пушек…
— Да что же они, по нам, что ли, бить станут? — Соседки с тревогой и ужасом в глазах слушали их разговор. — По детям? Мы же… свои!
— При чем тут — свои, чужие? — заспорили нервные, взвинченные голоса по всему коридору. — Им боевиков надо разгромить. А они чьи? Иностранные, что ли? Такие же россияне, как и мы с тобой.
Одна из женщин встала на колени, начала неистово молиться, обратясь к ночному окну:
— Господи, неужели ты не видишь, что тут затевается? Помилуй нас и сохрани, Господи! Тут же беременные, дети малые…
— Им, бандитам, все равно — беременная ты, с дитем…
— Да кто приказ-то стрелять отдал? Ты вспомни, по телевизору, пока его не разбили, сообщали же! Ельцин что сказал: говорили они с Ериным, силовой метод применят, если обстановка будет того требовать. Ой, бабоньки, смерть пришла, помира-а-ать буде-е-ем! Господи-и!
Женщины подхватили на разные голоса, закричали:
— Убью-у-ут!
— Сме-е-ертушка-а… А-а-а-а…
— Да замолчите вы! — не выдержал один из боевиков, замахнулся автоматом. — Что развылись? Ничего пока не случилось, а вы как эти!.. Может, и штурма никакого не будет. Что же они, своих не пожалеют, что ли?
Женщины утихли на какое-то мгновение, плотнее прижимались друг к другу, наказывали детям не поднимать головы, лежать тихонечко, если начнут стрелять, а лучше всего спрятаться под матрац — его, мол, пуля не пробьет.
Изольда приглушенно, так что слышала одна Татьяна, говорила:
— Тань, ты деньги мои… если что случится… там они, в Придонске, у тебя на квартире… Я их в банке в туалете спрятала. Банка из-под краски, ржавая такая, туда и не заглянет никто… За унитазом…
— Ты что, Лиза? С ума сошла?!
— Ничего не сошла. Сердце — вещун. Убьют меня сегодня, Таня, я это чувствую. Ты слушай, что я тебе говорю: Хеде мои деньги отдай, на нее положи. У меня ведь вообще никого… А девочке учиться надо, ногу лечить.
— Замолчи! — строго прикрикнула на Изольду Татьяна, и Хеда, слышавшая их разговор, схватила Изольду за руку, стала укорять ее дрожащим голоском:
— Ну что вы такое говорите, тетя Лиза! Зачем? Не надо, я боюсь, когда вы так говорите!..
— Хорошо, хорошо, — виновато улыбнулась Изольда. — Извините меня. Это я от страха, наверное. Ум за разум заходит. Прости, маленькая.