— Откажись, Слава! — задыхаясь от нахлынувших на нее чувств, крикнула она. — Если с тобой что случится…
Он взял ее за руки, ласково смотрел в глаза.
— Таня, ну что ты, в самом деле? Как я могу отказаться? Ты подумай. Это моя работа, долг.
— Ты никому ничего не должен, Слава! Ты должен лишь одно — быть живым и здоровым. У нас будет ребенок, у него должен быть отец! Ты ведь можешь сказать об этом Тропинину? Ты скажи ему, что я уже потеряла сына в этой проклятой Чечне…
— Ну что ты, в самом деле, Таня? Что ты говоришь? Кто меня станет слушать? — растерянно сказал Тягунов. — И потом, не надо так переживать, надеюсь, все обойдется. Вон ребята наши сегодня вернулись из Грозного, все живы-здоровы, двое только ранены, да и то легко — осколками.
— Откажись, Слава! Прошу тебя! Умоляю! — Татьяна упала ему на грудь. — Давай бросим все — особняк этот, работу, другую найдем! Им же надо, чтобы мы с тобой послушными марионетками стали, чтобы в роботов превратились. Мне рот заткнули, тебе тоже… новую звездочку дали, должность. А теперь на войну посылают. О-ох, чувствует мое сердце, не вернешься ты, Славонька, родной мо-ой! Да за что же мне такое наказание, что же это для меня свет клином на этой распроклятой Чечне сошелся-а… За что-о, Господи-и-и…
Тягунов вскочил, хлопнул ладонью по столу.
— Таня! Прекрати сейчас же! Что за поминки по живому человеку! И что значит «брось эту работу»? Куда мы с тобой пойдем? Ты уже была на улице и меня туда же зовешь?.. Я милиционер, до мозга костей милиционер, понимаешь? У меня нет другой профессии! Да, я вынужден служить этому режиму, вынужден! Защищать его, мне за это деньги платят. Но и коммунисты, если на то пошло, посылали милицию усмирять недовольных властью. Вспомни Новочеркасск, Сумгаит, Вильнюс, Тбилиси, Белый дом, наконец, октябрь девяносто третьего!
— Ну какие коммунисты в девяносто третьем, Слава? — Татьяна всхлипывала, качала головой. — Боже мой, опять… опять… Ельцин уже вовсю командовал!
— А он тоже коммунист. По сей день. И все, кто с ним. Только демократами себя стали называть. А суть — одна.
— Оставь эту ненавистную политику, Слава! Оставь! Хоть дома дай от нее отдохнуть!..
Они замолчали. В самом деле, совсем неуместно было бы сейчас затевать политический спор. Как это все обрыдло: Горбачев, перестройка, Ельцин, Черномырдин, реформы, Гайдар, инфляция, нищета, безработица, кровь и смерть в Чечне… Главным сейчас было то, что он, Тягунов, через несколько дней уезжает на войну. И было сейчас неважно, кто и почему эту войну затеял, какие цели преследует эта бойня внутри России. Для них обоих было сейчас важно лишь одно: он, Тягунов, получил приказ ехать в Чечню, обязан его выполнить как профессионал — честно и квалифицированно.