Не дай Бог нажить себе врага в начальственных структурах! Враг, да еще начальник, — большая неприятность даже для генерал-майора государственной безопасности. Это раньше, еще несколько лет назад, одно только упоминание КГБ иных приводило в трепет, начальник же областного управления приравнивался чуть ли ни к секретарю обкома, во всяком случае, он, как правило, входил в бюро обкома и влияние на жизнь области мог оказывать существенное.
Но с тех пор, как Горбачев начал «перестройку», а особенно с приходом в органы Бакатина Комитет госбезопасности стали планомерно и целенаправленно, с каким-то остервенением разваливать. В то время он, Костырин, служил еще в Москве, на Лубянке, все происходило у него на глазах. Сотни опытнейших сотрудников центрального аппарата (да и на местах тоже), как приверженцы коммунистической идеологии, «за неблагонадежность» были из органов уволены, другие же ушли по собственному желанию — с этой властью им было не по пути. С 1991-го по 1995 год на Лубянке сменилось 7 (семь!) начальников, практически они менялись два раза в год — подчиненные не успевали запоминать их имена и звания.
КГБ делили и кромсали, как неопытный мясник тушу: отсекали целые управления, переподчиняли их, реорганизовывали, ставили новые задачи, объединяли с милицией и вновь разъединяли. Ненавистная «демократам» аббревиатура — КГБ — заставила новые власти искать нечто свое, оригинальное и в названии службы, но все так или иначе вертелось вокруг слова «безопасность», упрямо тянущегося к слову «государственная». Да и как иначе? Именно государственная безопасность, защита национальных интересов, обороны, военных секретов были первостепенной заботой всех правителей на Руси, от Ивана Грозного до оплеванного и затоптанного в грязь Брежнева. Но замельтешили с 1991 года, зарябили в глазах читателей газет и телезрителей новые названия спецслужб: АФБ, МСБ, МБ РФ, ФСК, ФСБ…
Реорганизация, смена руководителей, скрытые репрессии, неуверенность в завтрашнем дне вынуждали бывших чекистов искать тихие заводи, в которых можно было бы пересидеть, переждать смутное время. Полковник Костырин напросился в областной Придонск: там на пенсию уходил генерал Борисов, место начальника управления высвобождалось. Просьбу Костырина уважили — были еще в центральном аппарате надежные друзья. И в девяносто третьем году Евгений Семенович переехал в Придонск, оставив в Москве квартиру и тещу — эту самую квартиру охранять. В Придонске он тут же получил трехкомнатную для себя, потом, через год, сын женился, жить с родителями не захотел. С просьбой об улучшении жилищных условий Костырин отправился прямо к губернатору. Тот вызвал своего зама, Вадима Иннокентьевича Каменцева, сказал коротко: «Надо помочь…»