Еще выпили. Люся отложила блокнот — сенсаций ей теперь хватит на три номера: о мародерстве российских солдат в захваченных чеченских селах и городах, о зверствах в Самашках, и о возможном ядерном ударе по Грозному…
Люся была уже достаточно пьяна, мало следила за своим поведением, чувствовала себя в компании «чеченских беженцев» раскованно и хорошо. На ее колено легла рука Саламбека, и она не убрала тяжелую пятерню. Три пары горящих угольно-черных глаз по-прежнему распаленно смотрели на нее.
— Мальчики, танцевать! Танцевать! — вскочила она в следующую минуту, когда ресторанный оркестр заиграл нечто ритмичное, быстрое.
Танцевали они вчетвером, кучей. Впрочем, как и все в зале. Чеченцы взяли Люсю в тесное кольцо, окружили со всех сторон, не давая возможности кому-либо приблизиться к ней, с откровенной похотью и жадностью буквально рвали сладострастными взглядами ее тело. «Как волки в рассказе у Джека Лондона… или что там у него про Белого Клыка… повесть? — весело фыркнув, подумала Люся. — Костер горит на снегу, человек у костра засыпает, а волки все ближе, ближе, зубами щелкают… и глаза у них так же вот горят… Ха-ха-ха…»
Окончательно развеселившись от таких вот неожиданных параллелей, Люся прибавила энергии в танце: колени ее так и сверкали, блестели глаза, белозубо смеялся крашеный рот, а молодое и ладное тело извивалось змеей в страстном, возбуждающем рок-н-ролле. Какой бодрящий, классный танец! Так раскованно она себя чувствует в нем. И хорошо, что надела эту широкую, свободную юбку — для рок-н-ролла она в самый раз. Вон как развевается, не мешает ногам, не стесняет самых вольных движений. Рок-н-ролл она любит со студенческих лет, понимает в нем толк. А чеченцы что-то того, скисли — топчутся, руками размахивают, танцуют что-то похожее на лезгинку. Им бы еще в зубы кинжал! Ха-ха-ха-ха-ха-ха… Ну-ка, Саламбеки, покажите, на что вы способны!
«Саламбекам», однако, такой сумасшедший ритм был явно не по душе, кажется, они выдохлись, топтались возле нее, потные и вялые. И тогда ресторанный танцующий крут неожиданно перестроился, расступился — в центре его оказались Люся и какой-то разудалый русский парень в белой рубашке, с болтающимся на ней ярко-красным галстуком. Парень тоже знал толк в рок-н-ролле и умел его танцевать. Вот с ним-то Люся и отвела душеньку, вот с ним они повыкаблучивались. То сходились, держась за руки и совсем по-сумасшедшему работая ногами, крутились и раскачивались, как и полагается в этом танце, то парень хватал ее за талию, кидал себе на бедра или перемахивал через ее голову высоко поднятой ногой, то швырял ее между своих широко расставленных ног, и она змейкой скользила у самого пола; наконец они повернулись друг к другу спиной, взялись за руки, и Люся перелетела через его голову, высоко задрав ноги, на радость шумной пьяной публике, сверкнув толстыми ляжками и белыми узкими трусиками.