— Это ты хорошо сказал, Саламбек, я запишу! — Люся схватилась за ручку. — «Лунный пейзаж»! Образ!
— Центр весь разбили, президентский дворец, жилые дома — все! Из пушек садили, из минометов, самолеты бомбили, ракетами стреляли. Давайте еще выпьем! Я не могу так рассказывать! — Голос у Саламбека дрожал.
Выпили. Люся потом, наспех закусив, строчила в блокноте: «…У Саламбека, безобидного чеченского коммерсанта, торгующего у нас на рынке фруктами, дрожал голос и слезы наворачивались на глаза, когда он рассказывал о своем родном городе Грозном. Им всем пришлось оттуда уехать…»
— А в Самашках что русские солдаты делали! — вступил в разговор Аслан. — Всех подряд убивали, никого не щадили!.. У Саламбека там несколько родственников погибли… Ты пиши, Людмила! Я тебе правду рассказываю.
Люся послушно кивала, записывала: «В горном чеченском селении Самашки солдаты федеральных войск проявили массовое зверство — убивали мирных жителей, жгли дома, расстреливали женщин и грудных детей…»
— Грудных детей расстреливали, мальчики? — для очистки совести все же спросила она.
— Да, и грудных, и даже беременных женщин! — не моргнув глазом, подтвердил Саламбек.
— Но это же… это ведь геноцид! — ужаснулась Люся. — А я и не знала ничего. Какой кошмар!.. Вам по телевидению нужно выступить, мальчики, я там знаю кое-кого, подскажу, они ухватятся.
«Коммерсанты» испуганно переглянулись.
— Нет, Людмила, какое телевидение, что ты! — рассудительно сказал Саламбек. — Нам нельзя, нас могут убить. Ты выступай, тебе поверят. Мы тебе правду рассказали. Грозный разрушили, тысячи людей убили, Самашки и еще двести сел разбили…
— Неужели двести?!
— Сейчас, может, и больше, все триста наберется. Кто их считал? Москва не считает, ей это не нужно. Москва хочет на нас атомную бомбу бросить.
— Да вы что-о? — У Люси округлились глаза. Она откинулась к спинке стула, забросила ногу на ногу, и тотчас три пары черных сверкающих глаз впились в ее гладкое, матово отсвечивающее колено.
— Да, об этом во французской газете «Фигаро» писали, — заверил Саламбек. — Ваши военные зашли так далеко, что могут применить против Чечни и ядерное оружие.
— Ой-ей-ей! — Люся покачала головой, положила блокнот на колено, записывала. — Это действительно сенсация, мальчики! Мне могут и не поверить в редакции. Как я все это докажу? Вы бы мне хоть какой-нибудь документ дали, имена свои назвали.
— Да какой документ, Людмила? — нахмурился Саламбек. — Почитай газеты, сама увидишь. Весь мир об этом знает, только вы, русские, ничего не слышали, вас, как всегда, обманывают. Напиши в газете, что беседовала с беженцами из Чечни, имена любые возьми… — Саламбек неотрывно следил за тем, как колено Люси обнажалось все больше: блокнот ерзал по нему, сдвигал юбку. — Напиши, что русский офицер так говорил, хвастался, но просил его имя не называть. Мол, чем солдат на чеченцев тратить, нужно кинуть на них бомбу с буквой «А», и все. Чего армии мучиться и матерям слезы лить?..