И тут я подумал, что Дину мог на допросе сказать что-то другое, мы же с ним так и не смогли уединиться и всё устаканить. Но он, похоже, как и я, решил говорить побольше правды, чтобы не запоминать лишнее. Так что и тут всё оказалось в порядке, ротмистр посмотрел на корнета, а тот кивнул.
– Непонятно, – сказал ротмистр. – Тогда откуда у этого, – он повёл подбородком в сторону трупа, – вот это…
И вытащил из кармана бумажник. Прорезиненный с водонепроницаемой застёжкой. Помню, в нашем детстве это была большая ценность и шик. Откуда-то они к нам попадали. Тоже, наверное, контрабандой – как чулки, телевизоры и гондоны. Ротмистр раскрыл бумажник и показал мне, что там внутри.
Внутри была большая фотография Князя. В полевой куртке, но без берета. Позади были горы и каменный лес. Я знал это место. И время. Хорошо, что изображение на фотографии было обрезано как раз чуть выше нагрудного орла с полковничьими коронами…
* * *
Короче, меня передумали выпускать. И, как я понимаю, не собирались с самого начала, а только сделали вид – чтобы я размяк. Гады. Правда, разместили меня теперь в тепле и почти уюте, разве что за перегородкой всё время топотали сапогами. Сказали, что это для моей безопасности, джакч. На самом деле, конечно, чтобы я с Князем не перекинулся парой слов.
Теперь у меня была койка, горячий сладкий чай с галетами в любое время, несколько потрёпанных книжек и даже радио. Нужник был во дворе, посещать его можно было в любое время и сколько угодно раз, пусть под конвоем, но без кандалов. Типа я не арестант, а охраняемое лицо.
Им бы себя охранить…
Я не сомневался ни секунды, что пандеец тут был не один, а где-то поблизости засела целая разведгруппа. Господа офицеры, понятно, тоже в этом не сомневались, но что они могли сделать сверх обычного? Усилить бдительность? Ага, знаю я, что это такое. Надрочить солдатиков, чтобы от своих шарахались сильнее, чем от чужих, вот и всё. Будет видимость усердия, а толку никакого.
Но, джакч, зачем пандейцам понадобился Дину? И, джакч, что это за диверсант, который таскает с собой фотографию интересующего его человека?
Или не было у него никакой фотографии, а это мутят мои ротмистр с корнетом? А чего хотят добиться?
От тепла, сытости и мягкого под жопой у меня потекли мозги. С другой стороны, меня всё ещё потряхивало, – я думаю, от избытка мыслительного процесса. Тревожно было, страшно было, непонятно было…
В общем, я уснул.
По радио шла радиопьеса про Бессмертную революцию. Бывший подпольщик Кабан собрал самый большой революционный отряд и готовился захватить всю власть, уничтожив прежних соратников по борьбе. Но героиня Муха, влюблённая в Кабана, случайно подслушивает его разговор с бандитами и понимает, что он изменник. Она знает, что ей никто не поверит, и понимает, что должна Кабана убить, это единственный выход и единственное спасение для революции. Но есть ещё другой подпольщик, молодой, влюблённый в Муху. Он понимает, что Муха задумала что-то зловещее, и мечется между верностью революции и любовью к взбалмошной девушке. Я спал, слышал голоса сквозь сон, и мне почему-то представлялись Князь, Рыба и я сам – что это мы во всей этой кутерьме участвуем. Когда Рыба смастерила бомбу и принесла её мне под видом пирога, я подумал, что дело плохо, и попытался проснуться. Получилось, но не с первого раза. Тут пьеса прервалась, забибикал метроном, и голос диктора – старого, я его с детства помню, – произнёс: «Внимание, граждане! Через несколько минут будет передано важное правительственное сообщение! Через несколько минут слушайте важное правительственное сообщение!». Потом что-то заскрежетало, и приёмник умолк. Не было слышно даже несущей волны…