Я делала вид, что невероятно увлечена дешевым коралловым ожерельем, которое мне этот мешок с соломой подарил с таким видом, словно положил к ногам пару провинций. Я перебирала кораллы и следила за тем, как колесницы затаптывают и режут на части разбегавшихся моголов и хунну. От воя и смрада гудела земля. Наша ставка разместилась на высоком утесе, сверху было прекрасно видно, как преданная Аристану гвардия кружит по большому кругу между сотнями мертвых тел, а в центре круга готовятся защищаться взбунтовавшиеся ханы.
Но защищаться и умереть, как подобает гордым степнякам, им не позволили. Их расстреляли из акребуз, методично и расчетливо, а затем добили ножами. Леонид с высоты утеса кивнул своему диадарху, и верный пес исполнил приказ с похвальным усердием. Он уничтожил не только воинов, он перерезал даже обоз, женщин с кухонь и стариков, сапожников и ткачей…
Корона расплавленным диском погружалась в далекие барханы, и брызги крови на фоне ее лучей вспыхивали адскими радугами. Это было почти красиво, если бы не было так ужасно. Отважный диадарх Аристан подавил бунт, а головы мятежных ханов принес сатрапу на щите. Их швырнули псам, уцелевших моголов разоружили и отправили нижними гребцами на триремы. Я кушала виноград, смотрела, как растет гора трофейного оружия, а на взрыхленное копытами и сапогам и поле мне смотреть не хотелось. Там нищие пелтасты Аристана, шваль и копоть македонских городов, копьями добивали раненых. Волчьи стаи уже кружили поблизости в ожидании щедрого ужина, когда наша колесница спустилась в Янтарный канал.
Я кушала персики из рук сатрапа, он обожал смотреть, как персиковый сок струится у меня по шее и по груди. Я кушала персики, хохотала над солдафонскими шутками и думала, не рановато ли Красные волчицы затеяли смуту среди племен, населявших Соленые горы. Сопротивляться армиям Искандера по-прежнему никто не мог. Я несла эту новость вождям народа раджпура, поскольку Красным волчицам следовало знать все…
…Эти невеселые воспоминания промелькнули в моей мокрой, уставшей голове, когда катафракт в чешуйчатой броне и звенящей бармице, обнимавшей его лицо наподобие женского платка, спешился и помог мне взобраться на колесницу. Туда же затащили полумертвого Тонг-Тонга и корзину с невозмутимым нюхачом. На миг мне почудилась багровая кровь на ободах, на спицах и внутри, на кожаном сиденье, но видение так же быстро пропало. Вполне вероятно, это была одна из тех самых боевых повозок.
— Госпожа… — Тонг-Тонга мутило. Он свесился за борт колесницы, расставаясь с остатками влаги. Центавры равнодушно наблюдали за нами сквозь прорези в шлемах. — Госпожа, я виновен в том, что нас схватили… Я не в силах драться с ними…