— Ты не виноват, мой храбрый Тонг-Тонг! — Я смочила платок и протерла ему лоб. — Мы могли победить десяток диких буйволов, но никто не устоит против сотни бешеных слонов. Я не владею таким волшебством, чтобы усыпить целое войско.
— Но ты… ты могла скрыться… ты могла стать невидимой…
— Женщина-гроза, он умирает, — холодно брякнула Кеа. — И для живых лучше, чтобы он умер не рядом. Мертвые отдают свое эхге… не умею перевести на ваш язык.
— Я знаю, но не могу же я его тут бросить! Или ты предлагаешь его прирезать?
— Госпожа, лучше убей меня сама… — Тонг-Тонг скатился мне под ноги. Его щеки и лоб стали цвета незрелого банана.
— Ты не понимаешь, глупец! — Они оба начали меня сердить. Они, кажется, не понимали, что бежать мне на Великой степи было некуда, кроме как домой, вниз по течению Леопардовой, к деревням народа раджпура. Да, если бы я сбежала одна, то нашла бы Красных волчиц быстрее, чем мои неказистые големы. Но месть сатрапа Леонида не заставила бы себя ждать.
Причем я прекрасно представляла подлую тактику македонян. Зная о силе Матерей волчиц, они не пустили бы на верную гибель в чащу своих храбрых гоплитов, а вызвали бы презренных черноногих на летучих ящерах. Именно таким образом шестнадцать лет назад по исчислению Великой степи наместник в Бомбее как раз и расправился с очередным бунтом полуконей гандхарва. Их просто закидали с воздуха голодными личинками гоа-гоа-чи и проклятьями серой проказы. Не прошло и недели, как из Александрии в Бомбей, через Янтарный канал, просочились два полка гоплитов во главе с таксиархом Константином Бешеным. Они растянулись цепями, они несли бутыли с огнем и бутыли с тьмой. Им уже никто не мог оказать сопротивления. В трех деревнях гандхарва еще оставались уцелевшие, их сожгли живьем.
Мне нисколько не хотелось увидеть ящеров над деревнями народа раджпура. Я послала големов за помощью, но вовсе не желала гибели своим родичам…
Естественно, мне пришлось выкопать из-под корней ларец с Камнем и предъявить находку обоим военачальникам. Уже тогда мне показалось странным, что диадах не отнял Камень сразу, а разрешил забрать центавру. Сопротивляться превосходящей силе было просто смешно. Диадарх Аристан поглядел издалека, равнодушно, не слезая с коня, и даже не кивнул. Алый Камень занимал его не больше, чем нелепая драгоценная безделушка, которыми были набиты его походные сундуки. Ему приказал император, и этого было достаточно. Зато, стоило возничему тронуть коней, гиппарх Поликрит подскакал вплотную и навис надо мной тысячей фунтов своих яростных мышц.