Антон взял маркер и обвёл жирной чертой фотографии Создателя, Митрофанова, Васильевой; ещё: четырёх девушек-блондинок и Елену. После: Создателя и Митрофанова. Затем пририсовал к макушке Васильева вопросительный знак. А затем пририсовал ему рожки.
— Это уже вандализм какой-то! — Возмутился Иван. — Глумление над покойным!
— Ему уже всё равно. Ему уже полный fiat lux[3]!
— Эта формула для другого!
— Для многого. Например, для света знаний. Которого у нас пока нет. Даже о Васильеве. И, может статься, — Антон внимательнейшим образом ещё раз изучил лица блондинок, — ему вовсе и не свет будет. Или свет, но от огня.
— Если мне нельзя в полицию — я лучше действительно пойду спать. Если я хочу спасти Елену, мне самому надо оставаться в живых. А я уже с ног валюсь. А ты — как хочешь! Поболтать ты и прежде мог сам с собой.
Антон уже не обращал на друга ни малейшего внимания. С полной серьёзностью он пририсовывал к красивому фактурному импозантному лицу Васильева тело карикатурного чёртика.
Иван только рукой махнул и вышел из кухни.
Рухнув в постель, он на секунду ощутил блаженство — подушка пахла Еленой. Запах, точнее узнавание «своего» запаха — важнейшая животная составляющая простого человеческого счастья. Вот на этой волне счастья Иван и отключился.
Во сне он искал Елену по запаху. Её запах смешивался ещё со ста тысячью запахов. И каждый сигнал интерпретировался мозгом. Каждый сигнал инициировал сложный каскад химических реакций, усиливающий первоначальный сигнал. Архивировалось огромное количество информации. След Елены маскировался, ускользал.
Надо отключить префронтальную кору, перейти в режим быстрого сна.
Всё, всё! Прочь вербальность. Уснул ямщик-разум. Ослабли поводья, сдерживающие самость мозга. Прокладывает звёздный путь среди вселенского хаоса могучий конёк-гиппокамп. Он один знает дорогу из ниоткуда в никуда. Возможно, он один знает: зачем. Знает в глубочайшем смысле мироздания в целом и рассматриваемого явления в частности. А не только как прикладное инструментальное значение. И уж точно он знает о чём это: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.
Иван проснулся и сразу понял, что он в пустой квартире. Антона не было. Он всегда ощущал присутствие Антона, как бы тихо тот себя ни вёл. Или даже спал. В сущности, у Ивана было два состояния: Антон есть, и Антона нет. Сейчас Антона не было.
И Иван понятия не имел, что делать. Поэтому он решил для начала делать то, что и всегда. Он отправился на утреннюю пробежку. Затем сходил в душ. Оделся. Позавтракал. Простые привычные действия позволяли не думать. То есть иногда позволяли всё толком обдумать, а иногда — вот как сейчас, — позволяли не думать. Ни о чём. Но после завтрака неизбежно наступила пора думать о том, что же делать. Тащиться в лес? На свою странную новую работу, о которой он ничего не знал. Совсем ничего. Кроме того, что предполагалось заниматься нейрофизиологией, а он ищет убийцу главного врача психоневрологической клиники.