— В смысле?!
— У тебя когда последний раз секс был?!
— Джентльмены о таком не распространяются.
— Понятно. Целибат.
Девушка зашла в крупный торговый комплекс и нырнула в подземный этаж, где располагался продуктовый супермаркет.
— Всегда хотел рассмотреть в ближнем бою, если можно так выразиться, что едят такие феи, при росте в метр семьдесят никогда не выходящие за границу пятидесяти килограммов. Хотя в этой — сорок семь. Хм… С половиной!
— Тебе бы фокусы показывать!
— Ага. Или электронными весами работать.
— Откуда ты знаешь, сколько она весит?!
— Ты же знаешь, что просто знаю.
— Вот я и хочу понять механизм этого «просто».
— Я бы на твоём месте лучше бы попытался понять эту девушку. С ней совсем всё непросто.
— И это ты тоже «просто знаешь»?
— Не так это и просто, между прочим! — Антон подмигнул Ивану. — Идём знакомиться.
— Ни за что! Это неприлично. Да ещё… в супермаркете!
— А где прилично?
Но ответить Иван не успел — Антон уже стремительно шёл вдоль рядов в заданном направлении.
Девушка зависала у холодильника с молочными продуктами. Иначе её состояние и нельзя было назвать. Так бывает иногда: вот только помнил, что надо купить — и вышибло. Вышибло напрочь. Абсолютно!
Антон, приближаясь к прекрасной незнакомке, обернулся к товарищу и беззвучно проартикулировал: «Учись, пока я жив!»
Иван состроил ему предостерегающую мину. Но на Антона это никогда не действовало. Он вежливо оттеснил немногочисленных покупателей — основная масса в это довольно позднее время суток тусовалась там, наверху, в мире шмотья. Тряпочные лабазы, идя навстречу своему основному потребителю — тому самому менеджеру среднего звена, уходящему с работы после восемнадцати, — работали допоздна, под ритмичную музыку, не оставляющую возможность выпасть из парадигмы. Так что в мире жратвы пока было затишье. Впрочем, в мире стало столько жратвы, что проблема голода давно не касалась самого разнесчастного менеджера любого из звеньев. Этого самого менеджера стала куда как актуальней касаться проблема желанного размера XS, куда основная масса уже не могла упихнуть свои свисающие бока и толстые ляжки. Потому что постоянно от чего-то страдая, эти звенья заполняли свою эксзистенциальную пустоту ничем иным, как едой. А потом они страдали от того, что напихались под завязку — и снова страдали. Девушка, стоящая у холодильника, не страдала. Конкретно сейчас она не страдала ничем. Её будто не было. Для Антона. Как нет для зверя объекта без температуры, запаха, звука и вибрации — так для Антона не было человека без мысли и чувства. И если эта девушка настолько продвинута, что может останавливать бесконечный внутренний монолог — она, безусловно, заслуживает интереса! Что это?! Как это?! Годы медитаций? Или то, к чему он шёл, сколько себя помнит — и всё ещё не дошёл, — дано ей по факту рождения?! Тогда она уникум. И уникумы чувствуют друг друга. Но девушка не чувствовала ничего. Она просто смотрела в глубины холодильника с молочкой.