Лыков помолчал, обдумывая слова поляка. Свой мистицизм – что это значит? Потом до него дошло:
– Я правильно вас понял, Михаил Иванович? Меломбуки уже не совсем люди. У них возникает особая форма сумасшествия, мания величия человека, которому не с кем сразиться. И они ищут битвы уже с потусторонними силами, с дьяволом.
– Да они сами становятся дьяволами! Поскольку масаи – мужественные люди, первое по храбрости племя в Африке, там это не страшно. Но вот в дьяволы пролез европеец. Человек беспринципный, злой. Безмерно злой.
– Погодите-ка, дайте сообразить. Ваш Иван Иванович Иванов, он же Сайтани, он же Василий Поповский – меломбуки.
– Да.
– Он вам сам признался?
– Да. Когда между нами был «медовый месяц».
– И в чем проявлялась его, так сказать, меломбукость?
– Догадываетесь, в чем. В невообразимом, совершенно удивительном, нечеловеческом бесстрашии. Он и на леопарда ходил с кинжалом.
– Убил?
– Убил.
– Но… Михаил Иванович, это же невозможно!
– А он убил. Сам был весь израненный, но, как потом выяснилось, не сильно. А зверю сердце пробил клинком. Мне хотелось глаза протереть, когда он притащил шкуру, а за ним кровавый след по земле…
– Так. Бесстрашие. Что еще? Жестокость?
– Да, Алексей Николаевич, такая же невообразимая жестокость. Я назначил Сайтани начальником охраны своего заповедного полуострова. Думал, он отвадит всех непрошеных гостей. И он отвадил. Так, что зловещая слава этого человека до сих пор отпугивает от моих земель все живое…
– Убивал?
– Направо и налево, правых и виноватых. Хунхузов ладно, их не жалко. Так он и мирных китайцев резал почем зря. И беглых русских каторжников, и дезертиров, и диких золотоискателей-горбачей, и искателей женьшеня. Я знать не знал, поверьте!
Лыков не поверил. Как можно оставаться в неведении, когда вокруг такое? Просто тогда это Янковского устраивало. А теперь, когда головорез убежал, он пытается обелить себя.
– Как относилась к подобным делам ваша семья?
– Всем нравилось, что в нашем лесу стало тихо и безопасно.
– А другие охранники, подчиненные Сайтани?
– Я половину уволил, а другие ушли сами, – с запинкой ответил поляк.
– По своей воле? То есть им не по нраву пришлись новые методы?
– И черт с ними. Меломбуки один стоил десятерых. И обходился сам. Просто, когда что-то случалось: хунхузы появились, или браконьеры, – он шел туда. А потом возвращался.
– И ни хунхузов, ни браконьеров?
– Именно.
– И жалоб никаких не поступало?
– А некому было жаловаться, Алексей Николаевич, – просто ответил Янковский. – Тайга, там все концы в воду.
– М-да. Вы же сами его и распустили. Сняли с хищника намордник.