Делекторский задумался или только сделал вид – Лыков не понял. Околочный явно не собирался пускать в свою душу посторонних.
На Воскресенской они расстались. Лыков сказал:
– Давайте встретимся здесь через два часа. Будьте в партикулярном платье. Привыкайте – мы, сыщики, мундир надеваем редко. Только когда начальство зовет холку мылить.
Делекторский пропустил мимо ушей «мы, сыщики» и спросил:
– Что у вас в планах?
– Пройдемся по местам, где развивалось дело Чайкина. Богородицкий монастырь, Академическая слобода, губернская тюрьма. Хочу поглядеть на все своими глазами.
– Но зачем? – Надзиратель не скрыл раздражения.
– Проще вести дознание, если побывал на месте.
– Даже спустя два года?
– Даже так.
Делекторский пожал плечами, козырнул и ушел. А коллежский советник поднялся к полицмейстеру.
Васильев был не один. Напротив него сидел губернский секретарь Ловейко, а у стола с бумагами в руках расположилась молодая женщина в деловом черном костюме. Алексей Николаевич догадался, что это знаменитый вольнонаемный письмоводитель полицейского управления. Точнее, письмоводительница.
– Алексей Николаевич, как вы кстати, – обрадовался Васильев. – Вот, познакомьтесь. Это Анна Порфирьевна Ловейко. В отсутствие сыскного отделения наш главный лекок.
Дама непринужденно рассмеялась. Чувствовалось: полицмейстер ей не начальник, а приятель. Что за ерунда? Но Лыков изобразил улыбку и поцеловал письмоводительнице ручку. Анна Порфирьевна была не то чтобы хороша. Скорее, интересна. Правильная красота не так притягивает мужчин, как обычное лицо, но с изюминкой. Госпожа Ловейко была из таких. Глаза веселые и немного дерзкие. Или даже порочные, но притягательно. Белая кожа, приятный овал лица, вьющиеся волосы. Мочка уха, правда, не той формы, какую Лыков любил, ну так ему на ней не жениться.
– Сыскное отделение будет у вас года через два, – заявил столичный гость, усаживаясь рядом. – Так что пора натаскивать Анну Порфирьевну в тонкостях службы. Глядишь, у вас окажется готовый заведывающий отделением.
– Я бы с радостью, – подхватила дама. – Можете смеяться, но чувствую в себе задатки. Жаль, что этого никогда не случится. Наш мир захватили мужчины и не хотят отдавать.
Тут заговорил ее супруг, и неожиданно серьезно. Он обратился к питерцу:
– Алексей Николаевич, вы ведь давно в сыске?
– Двадцать семь лет.
– И сколько раз ранены?
Лыков сначала удивился, но потом сообразил и ответил честно:
– Если не считать войны, а только полицейскую службу, то одиннадцать. Или двенадцать. Могу ошибиться.
У Анны Порфирьевны вытянулось лицо. А Валентин Семенович сказал ей с нажимом: