- Правда! - утверждаю. - Вот сейчас - к а к и е - т о - прошли; я ухватил только: куда ты в лужу? - Это, наверно, ребенку, женщина, слышишь, а вот и ребенка голос: не хочу. Слышишь? А сейчас еще шаги навстречу. Слышишь? Смеются еще...
Она посмотрела на меня с удивлением, с непомерным, все возрастающим удивлением, и на глазах заблестели слезы.
- Они смеются, - проговорила изумленно, - над тем, что умерла моя мама. Да?
- Нет, - мотаю головой. - Они просто смеются. Они ничего не знают, не могут знать.
- А мне кажется: они все знают.
- Нет! - кричу. - Это тебе кажется.
Опять шаги и голоса...
- Ты не думай, - стараюсь быть спокойным, - о чем кто говорит, лучше поешь, - попросил Фросю, потому что ничего другого не могу ей придумать сказать. - Я уже съел, когда ты еще не начинала. Ешь, пока горячее, а я пойду, - хлопаю себя по лбу и тут же по щеке, - включу пылесос...
Досчитал до семьсот сорока трех - и услышал, как она рыдает на кухне. Выключил пылесос и тихонько подошел к Фросе, погладил по голове, и от этого прикосновения, которое, казалось, должно было немножко утешить ее, она разрыдалась сильнее. Вижу - тарелка супа нетронутая на столе, а в руке у бедняжки дрожит ложка. Я еще раз провел рукой ей по волосам, и ложка у Фроси выпала из руки, и, всхлипывая, она запричитала:
- Как мне теперь жить? Я целый год, каждый день, собиралась написать маме письмо - и не успела. Аяяяя-я-й, моя хорошая! Прости меня, пожалуйста, мамочка!
Я опустился перед Фросей на колени и поднял ложку, горячие ее слезы капали мне на руку, - а я хочу уйти, уехать домой, но опять за окнами голос, что труба, и мне страшно становится выйти в ночь.
Помыл ложку, вытер полотенцем и подаю обратно:
- Может, еще раз подогреть суп?
- Да, - кивает, - подогрей.
Зажег газ, тут она успокоилась и говорит:
- Не надо. Я буду холодный.
- Ладно, - выключил газ, - я устал, - я действительно устал, - останусь у тебя, - обращаюсь к Фросе, - постели мне.
- Будто ты не знаешь, где постель, - замечает она. - Не притворяйся.
Я прохожу в большую комнату, затем возвращаюсь:
- На диване мне ложится или на софе?
- Где хочешь, - говорит с ложкой холодного супа в руке.
Открываю шкаф и достаю простыню. Стелю ее с краю софы - у стены лежат в стопках книги. Нашел одеяло и подушку. Разделся, потушил свет в этой комнате и лег, и еще зажал пальцами уши, чтобы не слышать, как за окном труба и ветер... Только стал засыпать, Фрося включила электричество и стала переносить книги с софы на стол. Я глаз не открываю, а она все перекладывает и перекладывает. Сначала я подумал, что Фрося убирает книги ради моего комфорта, потом догадался, что она их перекладывает, чтобы лечь со мною рядом.