Качуренко похолодел. Испуганно оглянулся, хотя и не принадлежал к трусливым.
— Разве что… разве…
— Вот то-то же и оно, что разве. Последний эшелон. Вот подойдет, загрузится, да и пошли господь тучи да туман… Умчится в дальний путь…
— А ты как же, Стратонович?
— Велено последним… Беги быстрее, бери своих и веди вон к тому зеленому вагону, в нем наша железнодорожная братия уже расселась, скажешь, что я велел…
— Спасибо, Стратонович, век не забуду…
— Еще нужно тот век прожить… Бросай все и полезай в вагон… А то попадешь… Верь мне, мы, железнодорожники, знаем больше, чем вы…
Качуренко простился с эвакуируемыми, может быть, навсегда. По-родственному расцеловался с женщинами, которые раньше были просто хорошими знакомыми, женами его друзей и товарищей по работе, поспешно пожал руку Евграфу Евграфовичу — ничего злого не таил против этого человека, но как-то неудобно было смотреть в глаза человеку, прятавшемуся за бронь или козырявшему белым билетом. И только после этого взглянул в глаза жены. Смотрел на нее ласково и тепло:
— Гляди же, Глашенька. Ты знаешь — я ревнивый…
— Переживешь, — грустно улыбнувшись, сказала она. И, как подобает заботливой жене: — Котлеты в миске, сметана — в горшке. — И всхлипнула. Не глянув в глаза, обняла за шею, тепло, знакомо. Он так и утонул в этом тепле и блаженстве, а она, как мертвеца, чмокнула его в лоб, вырвавшись из объятий. — Береги себя… Ты нужен…
В последних словах послышались иронические нотки, показалось ему, обижена за что-то на него жена.
Наконец эшелон растаял вдали, погрузился в почерневшее пространство. Через несколько минут рассеялись люди, опустели станционные помещения, только кто-то кричал в телефон, выползали из кустов и бурьянов бездомные псы, обшаривали все уголки и закутки, начинали грызню между собой.
С тяжелым сердцем возвращался со станции в поселок Андрей Гаврилович. Знакомая до каждого холма и лощины, до каждого деревца и кустика дорога, преодолеваемая им за долгие годы всеми видами транспорта, а преимущественно райкомовской «эмкой», казалась почему-то незнакомой и даже чужой. В соответствии с мобилизационным планом как «эмки», так и все другие автомашины и тракторы районных организаций были переданы в распоряжение действующей армии. Одна-единственная полуторка на весь район, на которой он сейчас ехал, сохранилась благодаря энергии и находчивости райисполкомовского водителя Павла́ Лысака.
Любил Качуренко своего водителя, поэтому и просил, чтобы остался парень при нем: биография как стеклышко, энергичный, находчивый, безотказный, за все годы совместной работы не было случая, чтобы Павло Лысак не выполнил какого-либо поручения.