и на которое оно надлежащимобразомотреагирует.
У многих из вас я связал уже некоторый тон голоса и некоторые жесты со словами расслабление и транс. Теперь мне остается лишь использовать этот тон все чаще и чаще, и ваше подсознание будетзнать,чтоделать. Этот тон голоса передаст мое сообщение гораздо более эффективно, чем если я просто скажу вам перейтивтранс, потому что оно обходит таким образом ваше сознание.
Все это – якори. Слово «расслабиться» уже само по себе якорь – оно образует метку в вашем переживании, обозначающую некоторые вещи. Чтобы понять, что я имею в виду, произнося слово «расслабиться», вам приходится уйти внутрь и добраться до вашего личного опыта, связанного с этим словом. Для понимания самого слова у вас есть некоторый фрагмент переживания. Точно так же, когда вы чувствуетесебяуютно, я связываю это переживание с определенным тоном голоса. И тон моего голоса, опять-таки, становится якорем для этой реакции.
Для этой цели можно использовать любой различимый аспект поведения. Когда Милтон Эриксон хотел выделить что-нибудь, заслуживающее внимания, он иногда покачивал головой вправо или влево. Один и тот же голос звучит не совсем одинаково, доходя до слушателя из разных точек пространства. Различие может быть незаметно для сознания, но достаточно, чтобы вызвать подсознательную реакцию даже при закрытых глазах.
Кстати, аналоговые метки – не новая вещь. Это делают уже ваши клиенты, и если вы прислушиваетесь, что они отмечают для вас, то узнаете много интересного.
Когда я занимался частной практикой, я через некоторое время соскучился и разослал всем знакомым психиатрам письмо с просьбой присылать мне своих самых неприятных и трудных клиентов. Они присылали мне весьма интересных людей.
Один психиатр прислал мне женщину, просыпавшуюся среди ночи с обильным потом и дрожью; никто не понимал, что с нею происходит. Она была испугана, поскольку это бывало часто, и лечилась в течение нескольких лет без всякого уменьшения этих симптомов. Пытаясь справиться с симптомами, психиатр давал ей пилюли. Сверх того, он исследовал ее энцефалограммы, иногда целыми часами привязывал ее к машине; он рассчитывал обнаружить какое-нибудь измеримое отклонение. Конечно, никаких отклонений не было. Он отвязывал ее от машины, повторял это в следующий раз еще больше, и опять без всякого результата.
Эта женщина была весьма консервативна и происходила из зажиточного городского района. Она пришла ко мне в испуге, потому что ее психиатр изобразил меня как чудака, делающего странные вещи. Но она хотела во что бы то ни стало избавиться от своего бедствия, и