5/IX-1944
Дописываю через два дня — когда всё закончилось, и я вновь обрёл способность держать в руках карандаш. По-прежнему держим курс зюйд-вест и одновременно «наблюдаем пасмурную погоду в квадрате AE 6763».
Итак, радиограмма куда как недвусмысленная. Из неё следует, что наша лодка геройски пойдёт на дно в Северной Атлантике. Где-то там, к норду от места нашей будущей «гибели», с неизвестным результатом закончилась драка наших «волков» с большим конвоем. Или должна была закончиться — мы не перехватили ни одного донесения, ни одного приказа Льва или штаба, вообще ничего. Конечно, мы часто и подолгу торчим под водой глубже двадцати метров, где уже нет приёма. Но выходит, что нам суждено погибнуть в этих водах. За нас уже всё решено… Кто решил так? И зачем? Наш фактический курс пролегает много восточнее района АL 7100 точно на зюйд-вест. После очередного погружения, вызванного появлением из тумана летающей лодки «сандерлэнд», мы ломали голову вместе с Герхардом, но так ни к чему и не пришли. За этим занятием нас и застал капитан в тот самый момент, когда из-за переборки прозвучал доклад акустика: «Герр капитан, шумы винтов! Эсминец и тихоходный фрахтер, пеленг четыре-восемь».
— Хватит шептаться, господа серые волки! А ну, по местам, — это в большей степени относилось ко второму помощнику, поскольку я и так находился на своём посту.
Йозеф продолжал докладывать: «Ещё фрахтер… три… эсминец… пеленг четыре-семь, меняется на нос… и ещё эсминец!». Капитан дал боевую тревогу и велел всплывать под перископ.
Стало ясно, что мы, сами того не желая, напоролись на солидный конвой. Я видел, как проходящий мимо торпедный механик Франк потирал руки — совсем, как муха перед кусочком сахара. Боцман (по нашему Первый номер) тоже оживился. Ему непосредственно управлять стрельбой торпедных аппаратов, вот он и суетится, проверяет всё, что можно — а вдруг? Мне же не давали покоя радиограммы.
Что было дальше — пишу больше по рассказу Герхарда, потому что из моей рубки командный пост не видно, только совсем чуть-чуть через переборочный люк, который почему-то оставался открытым. В те минуты я мог судить о происходящем только по долетающим до меня обрывкам команд и по докладам акустика.
По часам было 13.10. Капитан поднялся в рубку, глянул в боевой перископ и присвистнул. Через секунду он проорал так, что стало слышно всем в командном посту и даже нам с Йозефом.
— Боцмана ко мне, живо!!! Красный свет! Лодку к бою!
Стало ясно: что-то будет, ведь Хорст отвечает за работу «арифмометра» – вычислительного механизма торпедной стрельбы, да и команда «К бою» просто так не даётся. Включили красное освещение, положенное при торпедной атаке. Оказалось, по водной глади двумя колоннами растянулся караван из пяти фрахтеров плюс три жирных танкера. И всё это в охранении аж шести эсминцев и корветов. Наверно, это были остатки какого-то конвоя — если судить по соотношению количества судов и кораблей охранения. Причём, покуда «торгаши» под прикрытием лёгкого тумана не спеша ползли себе в сторону Ирландии, эскорт в полном составе уже летел прямо к нам на всех парах. Импульсы гидролокаторов хлестали снаружи по корпусу, их звук невозможно сравнить ни с чем, но хлестали как-то неравномерно, словно наугад. Всё было понятно: мы обнаружены, они лишь уточняют наше место, и жуткий подводный цирк начинается опять. Хорошо хоть погода у них там нелётная, а то могли бы ещё и с воздуха наброситься.