Наконец-то Дженнифер улеглась в постель, а после нее — и Давид. Я же заперся наверху в ванной, предварительно захватив с собой фольгу, зажигалку и соломинку. И просидел там всю ночь, докуривая кусочки, останавливаясь только затем, чтобы блевануть в раковину. Потом героин кончился. В считаные часы я не только вернулся в прежнее состояние, — все было гораздо хуже. Ведь я солгал людям, которые меня любили. Теперь, когда садилось солнце и все засыпали, я ехал в Санта-Монику, принимал свою дозу и возвращался к Давиду засветло. А когда они просыпались, я готовил им завтрак.
Даже когда ежедневные траты на героин возросли с десяти долларов до трехсот, я прятался. Режиссер платил мне тысячу долларов за грамм, хотя он стоил около ста, остальное я тратил на себя. Я вернулся обратно в игру. Я начал ездить в даунтаун Лос-Анджелеса, покупал грамм за тридцать долларов и перепродавал.
У моего романа с героином был непродолжительный медовый месяц, а потом все полетело ко всем чертям. И сам я летел вниз с обрыва в кромешную тьму. Мнение окружающих меня больше не волновало. Дженнифер была расстроена и злилась, но даже она не знала, насколько плохо обстоят дела. Она думала, что я употребляю для развлечения и в любую минуту могу завязать. Но корабль уже поплыл. Героин знал, что я плотно сижу на крючке, и теперь сбросил маску, явив свою истинную звериную сущность.
Как я уже сказал раньше, это было томление духа. В этом мраке была одна интересная особенность: наркотик без моего ведома украл у меня душу, он разрушал мою жизнь.
Дженнифер подсела вместе со мной. Это был только вопрос времени. Она стала наркоманкой еще в юном возрасте. В двенадцать-четырнадцать лет она начала с «легких» наркотиков, курила винт. Ее генетическая предрасположенность к зависимости и мои усердные поиски забвения были неразрывно связаны между собой.
* * *
Потом я встретил кореша Манни в «Coffee Bean» в Малибу. Наверное, ему было за полтос, но выглядел он на все семьдесят. Мы подружились, Манни рассказывал мне истории из своей молодости. О том, как он был джанки в Нью-Йорке. Есть разница между торчком и джанки. Я был торчком — с идел на экстази, бутирате, кетамине, героине и крэке. Это было ужасно, но я не был джанки. Джанки вмазываются. А я просто курил мазь. Я уверял себя, что еще не опустился на самое дно, потому что никогда не буду колоться. И тут в моей жизни появился этот престарелый джанки и дал мне пинка под зад. Он пил и курил марихуану, но не кололся двадцать три года.
Всякий раз, когда мы сидели с ним вместе, я предлагал ему покурить со мной. И всякий раз он смеялся и говорил: «Нет, ты только пускаешь героин по ветру. Ты расточителен». Его слова казались мне глупыми и заносчивыми.