– Чья очередь задавать вопрос?
– Твоя.
– Точно?
Уэс кивнул, включая зажигание:
– Вперед!
Я поудобней устроилась на сиденье, подогнув под себя одну ногу. Мы вырулили на Свитбад-драйв и поехали к автомойке. Сегодня нам повезло – мы бросили монетку и выиграли мойку машины, а Берт с Кристи застряли на кухне, помогая Делии готовить крабовые биточки.
– Ладно. Чего ты больше всего боишься?
Как обычно, Уэс помедлил несколько мгновений, обдумывая ответ.
– Клоунов, – вдруг сказал он.
– Клоунов?
– Ага.
Я недоуменно посмотрела на него.
– А что такого? – невинно спросил он.
– Это не настоящий ответ.
– Почему?
– Потому что. Я имела в виду настоящий страх, скажем, страх неудачи, смерти, сожаления, чего-нибудь такого. Тот, что заставляет тебя просыпаться по ночам в холодном поту, угрожает самому твоему существованию.
Уэс подумал и повторил:
– Я боюсь клоунов.
Я закатила глаза:
– Прекрати валять дурака!
– Я ответил, – он притормозил, аккуратно объезжая яму на дороге.
Я увидела за окном неподвижное сердце в руке, мерцающее в раскаленном воздухе.
– Я их с детства боюсь. Когда я впервые пошел в цирк, один клоун взорвал воздушный шарик прямо перед моим носом.
– Перестань, – рассмеялась я.
– Хотел бы я перестать.
Мы доехали до конца улицы, и вокруг нас клубилось облако пыли.
– Клоуны, – повторила я, – ты серьезно? В самом деле?
Уэс кивнул:
– Ты собираешься принять мой ответ или как?
– А это правда?
– Ну, я же сказал.
– Хорошо. Тогда твоя очередь.
Об Уэсе мне было известно уже многое. Он впервые поцеловал девочку в шестом классе, ее звали Уилла Патрик. Он считает, что его уши великоваты для его головы. Он ненавидит джаз, васаби и запах пачулей. И клоунов.
Игра, которую мы начали в тот вечер, идя по пустынной дороге, не прекращалась. Всякий раз, когда мы оставались одни: ехали на работу, чистили столовое серебро или тусили с Кристи и Моникой, мы машинально вспоминали, на чем остановились в прошлый раз и кто должен задавать вопрос.
Если рядом был еще кто-то из «Уиш кейтеринг», то вокруг всегда царили шум, споры, смех и хаос, но в такие моменты, как сейчас, мы оставались втроем – Уэс, я и «Правда».
Когда я только начинала играть в «Правду», еще во время пижамных вечеринок, я всегда жутко нервничала. Уэс был прав, когда сказал, что это адски трудно – игроки старались задавать вопросы либо личные, либо требующие слишком откровенных ответов, а желательно и то и другое одновременно. Играя с сестрой или подругами, я готова была пропустить вопрос и проиграть, только бы не признаваться, что, например, безумно влюблена в учителя по математике. По мере того как мы взрослели, играть становилось все труднее – вопросы вертелись вокруг мальчиков, поцелуев и Как-Далеко-Ты-С-Ним-Зашла. Но с Уэсом все было иначе. Самый трудный вопрос он задал еще в начале, так что отвечать на остальные было легко. Ну, сравнительно легко.