– Мейси? – встревожился Уэс.
– Со мной все в порядке, – скороговоркой произнесла я, предвосхищая следующий вопрос, – пойду позвоню маме.
Мобильный остался в машине, поэтому я пошла к телефонам-автоматам, на ходу роясь в карманах в поисках мелочи. Сначала оказалось занято, я повесила трубку и попробовала еще раз. Снова занято. Я вышла во внутренний дворик и посидела пару минут на скамейке, глядя на медленно темнеющее небо. Идеальная погода для фейерверков.
Я вернулась к телефонам и снова набрала знакомый номер. Опять занято. Тогда я выбрала голосовую почту, прокашлялась и попробовала объясниться.
– Мам, это я. Знаю, ты, наверное, очень волнуешься, прости, пожалуйста! Я уже собиралась ехать к тебе, но у Делии начались роды, и сейчас я в больнице. Придется ждать, пока кто-нибудь отвезет меня, но я приеду, как только смогу! Еще раз извини. Пока.
Я повесила трубку. Готово. Не то чтобы это сообщение могло решить все проблемы, или хоть одну, но, по крайней мере, теперь мама не будет волноваться. А с остальным разберусь, когда придет время.
Вернувшись в коридор, где остались Уэс с Бертом, я с удивлением обнаружила, что скамейка пуста. Перед палатой вообще никого не было, как и за столом дежурной медсестры. Я остановилась, не зная, что делать, но из палаты Делии вдруг выглянул Уэс.
– Эй, иди знакомиться!
Он придержал дверь, и я вошла в комнату. Делия сидела на кровати, завернутая в простыни. Ее лицо раскраснелось, а в руках она держала крошечного ребеночка с темными волосиками. Пит сидел возле жены, обнимая ее за плечи, и оба с нежностью смотрели на новорожденного. В комнате было тихо, но это была хорошая тишина. У окна стоял Берт – пессимист из пессимистов – и улыбался во весь рот. Делия подняла взгляд на меня.
– Привет, иди к нам.
Я подошла к кровати, а она повернула малыша личиком ко мне.
– Взгляни, какая она прелестная!
Вблизи малышка казалась еще меньше, чем на расстоянии. Она спала, закрыв крохотные глазки, и тихонько сопела миниатюрным носиком.
– Она само совершенство, – сказала я.
Делия провела пальцем по щеке дочери.
– Мы назвали ее Эйвери. В честь матери Пита, Эйвери Мелисса.
– Красивое имя, – сказала я.
Я посмотрела на личико малышки, ее маленький носик, крошечные ноготочки и снова вспомнила безумную поездку, бег по коридору и ужас того, что случилось с папой. В этой больнице закончилась жизнь моего папы и началась ее жизнь. Эйвери открыла глаза, темные и ясные, и посмотрела на меня, и я подумала: каково это – видеть все впервые, каждое мгновение узнавать что-то новое? В отличие от нее для меня все происходящее было отзвуком других событий.