Нечего было ответить Инночке. Женин же фонтан был заткнут надолго. Как говорится, тишина за Рогожской заставой, которую прервал через трагическую паузу душевным голосом Лев Семенович:
— Зачем вы здесь?
— Полюбоваться Инночкой и тебя до поноса напугать, хорек вонючий, — просто и доходчиво объяснил цель своего присутствия здесь Сырцов.
— Как вы можете! — воскликнула Инночка и заплакала.
— Я сейчас уйду, — успокоил ее Сырцов и Жене: — У тебя запасные обоймы есть, доблестный телохранитель? Больно мне твой пугач понравился.
Женя в вопросительном испуге обратил свой фейс к Льву Семеновичу, который без размышления жалко приказал:
— Отдай, отдай ему все!
На эстраду выходили цыгане обоего пола. Штук семь-восемь. Атаман с надеждой глянул на Леву: а не грянуть ли сразу величальную «К нам приехал, к нам приехал Лев Семеныч дорогой!» за хорошие бабки, но, увидев некоторую озабоченность на лице перспективного клиента, решил пока погодить. Для затравки понеслись обязательные «Очи черные». Под страстное пение Женя выложил из карманов две запасные обоймы и пачку патронов.
— От роты отстреливаться собирался? — несказанно удивился Сырцов и рассовал боеприпасы по своим карманам.
— Все? — робко спросил Лева.
Пугать так пугать. Сидеть необъяснимо долго, глядеть поверх их голов, вгонять в неизвестность непредсказуемыми поворотами разговора…
Томно прикрыв глаза и музыкально покачивая головой, Сырцов шепотом подпевал цыганам. По окончании песни обратился к даме:
— Вам нравятся песни таборных цыган, Инночка?
— Нравятся, — покорно прошелестела в ответ Инна.
— К сожалению, эти — не таборные, эти — ресторанные. Но все равно послушаем, да?
— Да, — согласилась она. Содержательный разговор был прерван новой песней. Да и не песней даже, а неким синтетическим номером: цыгане и пели, и били в бубны, и плясали, и цыганки непрерывно трясли плечами. Сырцов перевел взгляд с цыганских плеч на Инночкины и почувствовал разницу. Прокричал, пробиваясь сквозь цыганский гам:
— А вы так умеете, Инночка?
— Нет.
— Жаль. С вашими бы плечами… Впечатляющая была бы картина.
Цыгане завершили вступительную часть и пошли бродить меж столиков. Лев Семенович взглядом отверг атамана и, собравши последние силы, осудил некультурное поведение Сырцова:
— Вы можете сделать с нами все, что угодно. Но издеваться над женщиной, это вне всяких человеческих норм!
— Это ты, гад ползучий, говоришь мне о человечности? — не сдержался все-таки Сырцов. Слишком много личного накопилось. Опомнился тотчас и продолжил, уже застыло лыбясь: — Если я обидел вас, Инночка, приношу глубокие извинения. А вам, господин Ицыкович, посоветую запомнить: если что, то я, Георгий Петрович Сырцов, всегда рядом. — Он встал и заботливо осмотрел всех троих. — Вопросы имеются?